Но приходилось признать, что работа сделана хорошо. Оставалось только надеяться, что цель оправдает все отвратительные, грязные средства. Накидки на голову сменились тряпочными шапочками, трактора и машины пришли на смену верблюдам и осликам, а синеву моря уродовали пятна отработанной нефти. На пальмах висели черные, как сажа, финики среди таких же черных листьев. И все же насосы работали, это было торжество силы.
Марку не терпелось рассмотреть их. Он решил, что в один прекрасный день приедет сюда — один. Он взглянул на Маргарет. На ее лице застыла гримаса отвращения. Пожалуй, она ничего не замечает, кроме грязи и разрушения. Она не уловила чувства силы и торжества над природой, которое за всем этим присутствовало.
— Хорошо, мы сейчас же улетаем отсюда,— сказал он.— Если хотите, мы можем вернуться, снова пролетев над Новым морем... Или можно обогнуть средиземноморский берег и полюбоваться старинным противником Рима, Карфагеном.
Маргарет помотала головой.
— Лучше Новое море. Это место отвратительно, а одного потрясения за день достаточно. Если с Карфагеном обошлись так же, как с Кабе, тогда поистине «Карфаген должен быть разрушен!»
Марк развернул самолет. Он вел самолет тем же курсом, пока не добрался до моря, где повернул немного к югу. Они миновали старые границы Шотт эль Джерид — теперь под ними простиралась недавно затопленная земля с многочисленными островками голого песка и еще живыми пальмовыми рощами. Они спускались, пока не пронеслись в каких-то ста футах над водой: в глубине, словно гигантские водоросли, колыхались пальмовые листья.
— А вот еще одна деревня,— показала Маргарет.— Но она уже разрушена: все крыши и некоторые стены исчезли. Я рада. Было бы слишком жутко думать, что рыбы селятся там, где раньше жили люди, проплывают по улицам, заплывают в окна и двери...
Марк засмеялся. Эта мысль вдруг показалась абсурдной. Он хотел было ответить, но его прервал ужасающий грохот. Взрыв сбросил людей с сидений.
«Солнечная птица» неслась с бешеной скоростью. На мгновение показалось, что она стоит на хвосте; затем ее встряхнуло и бросило вниз.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Марк открыл глаза и сразу же закрыл их: сверкающие солнечные лучи жгли голову, как раскаленная добела проволока. Боль наполняла все клетки тела. После небольшой паузы он с трудом перебрался в тень и снова открыл глаза, уже более осторожно. На этот раз ему удалось держать их открытыми. То и дело голову пронзала резкая боль, и тогда лицо его искажалось страдальческой гримасой. С минуту он, ничего не понимая, смотрел на крышу «Солнечной птицы», пока не припомнил все, что произошло. Он сел, обхватив голову руками, когда пульсирующая боль немного уменьшилась, осмотрелся. «Солнечная птица» лежала ровно: легкая качка говорила о том, что она на воде.
— Маргарет! — позвал он.
Девушка, съежившись, неподвижно лежала рядом с ним. Рыжие кудри прикрывали ее лицо. Похоже, она находилась в шоке. Нежно перевернув ее, Марк увидел, что лицо почти такое же белое, как и костюм. Единственной живой краской была тоненькая струйка крови, скользившая по щеке возле правого глаза.
— Маргарет! — снова позвал он.
Она дышала. Ее грудь ровно поднималась, словно она спала: пульс был регулярным, но частым. «Слава Богу, всего лишь последствия удара»,— подумал Марк. Он с трудом поднялся, удобно уложил Маргарет на подушках сиденья, подобрался к окну и выглянул.
Они попали в беду. Должно быть, что-то случилось с реактивным двигателем. Реактивные двигатели нельзя починить: система или работает, или она бесполезна. По счастью, воспламенения не произошло — иначе от людей не осталось бы ничего, кроме нескольких кусочков протоплазмы на дне Нового моря. Корпус «Солнечной птицы» был приспособлен для путешествия в стратосферу, и, похоже, сохранил свою герметичность после крушения — во всяком случае, следов течи нигде не наблюдалось. Почти наверняка взорвалась одна из смесительных газовых камер или из-за перегрузки, или из-за изъяна в отливке. Взрывом оторвало всю группу выхлопных труб и оба руля.
Корпус самолета обладал очень малой осадкой, так что входная дверца была полностью свободна. Марк отпер ее и толкнул, намереваясь вылезти на крыло и посмотреть, велик ли ущерб. Но вместо крыльев обнаружились несколько искривленных стержней, на фут или более выступающих из ровного бока самолета. Ценой значительного напряжения, от которого кровь в голове начала пульсировать с невероятной силой, Марку удалось по фрагментам крыла забраться на изогнутый бок, а оттуда на крышу. И только тут Марк до конца осознал, в какое затруднительное положение они попали.