***
— Я повторяю свой вопрос, мистер Малфой, — бесцветные рыбьи глаза самого младшего аврорского чина выпучены на меня.
— Я понятия не имею, о чем это вы, — я делаю вид, что поудобнее располагаюсь на стуле — как будто на этих стульях в принципе можно удобно сидеть — и вслушиваюсь в его слова с вежливым интересом.
— По донесениям, Гарри Поттер был вчера замечен возле вашей усадьбы, — у всех авроров голоса как на подбор — занудные, ровные, лишенные подобия жизни.
Я рассеянно смахиваю с рукава невидимую пушинку и обаятельно улыбаюсь ему:
— Возможно. Но почему вы считаете, что мне есть до этого хоть какое-то дело?
— Потому что после этого он сразу исчез.
Я недоуменно пожимаю плечами:
— Ну так спросите об этом у ваших агентов. Мне не нужен ваш Поттер, и ваши проблемы мне не нужны, — всем своим видом я демонстрирую лояльность к нашему Аврорату и то, что весь этот разговор о Поттере уже меня утомил. — Я могу быть свободен?
— Да, можете.
Поднимаясь со стула, я расслабленно выдыхаю, но слишком рано — в мои мозги внезапно и подло врывается Легилименс. Стараясь не вскрикнуть, чтобы не доставить им удовольствия, я замираю, пережидая приступы тошноты. Чужая воля вкручивается мне в голову, вытягивает из памяти, выдаивает, выдавливает сокровенное. Мама, отец, стены тюрьмы. Темный лорд, разрушенное поместье, убитые домовики. Кровь на земле. Много крови.
От этой нравственной пытки моя одежда вся в поту, изнутри и до мантии, но я все равно усмехаюсь, никакого Поттера они здесь не найдут.
— Чисто? — рыжий Уизел, обросший плешивой редкой бородкой, входит в комнату, обрывая мою экзекуцию.
— Кажется, да, — пыхтит мой мучитель и кладет себе руку на грудь, пытаясь как следует отдышаться. Мне приятно видеть, что он выдохся еще больше меня.
— Убедились? — я презрительно смотрю на него, и он отвечает мне ненавидящим взором.
Уизли какое-то время пристально сверлит меня глазами, а потом морщится, глядя куда-то через меня и небрежно кивает ему:
— Пусть валит. Пока отпусти.
***
Я быстро иду вверх по Лютному переулку. Мне нужно время остыть. Мама с четырнадцати лет позаботилась, чтобы я научился скрывать информацию. И вчерашние воспоминания у меня тоже под самым крепким замком.
Как Поттер лежит на траве без сознания, а я падаю рядом с ним на колени. Как мои пальцы холодеют от страха, когда я прижимаю их к израненной шее, пытаясь найти его пульс.
И как я понимаю, что снова живу, когда чувствую, что пульс все-таки есть. Тонкая, почти беззвучная ниточка жизни.
— Тикси, наверх, — коротко командую я. Домовик пищит от страха и заворачивается в длинные уши. Но не смеет ослушаться прямого приказа.
Пока он готовит к аппарации бездыханное тело, Поттер неожиданно открывает глаза, — мутные, страшные, с лопнувшими сосудами, почти не осознающие ничего.
— Малфой, — хрипит он обескровленными губами, и я удивляюсь, как он в таком состоянии вообще меня смог узнать. — Не тупи… Отдай меня им.
Я холодно смотрю на его изломанное, распростертое тело и наконец-то говорю, — с непередаваемым наслаждением говорю именно то, что хочу сказать ему всю свою жизнь:
— Поттер, заткнись.
Я не знаю, чего больше хочу этой фразой: пробудить его к жизни или вызвать на бой. Но он неожиданно улыбается мне и закрывает глаза.
***
Отец помогает мне обустроить его в мансарде. Там вечно протекает крыша, и совы шныряют туда-сюда, почти задевая крыльями лежащего Поттера, но зато она запечатана вековыми фамильными чарами, поэтому здесь его точно никто не найдет. Поттер не возражает. Он вообще ни о чем не просит, ничего не желает и, оказываясь почти идеальным пациентом, ест и пьет то, что велено, а еще много спит. Поэтому через неделю он уверенно идет на поправку. В отличие от меня.
***
— Что вы от нас скрываете, мистер Малфой?
Этого министерского жиробаса я вижу первый раз в жизни. И согласен не видеть его толстую морду еще лет этак сто.
— Я? Ничего, — я пошире открываю глаза, демонстрируя полную лояльность нашей семьи Министерству.
— Вы мне врете!
Я непонимающе пожимаю плечами и смиренно опускаю глаза. Я весь — сплошное повиновение.
— Подойди, — Уизли смотрит на меня непонятным мне взглядом, в котором что-то сквозит. На какие-то мгновения мне кажется, что это жалость. Или неправильно легшая тень, ведь такие как он не умеют жалеть.
— Круцио.
Все мое тело взрывается болью. Кажется, что у меня плавится каждый нерв. Руки, ноги, и все внутри. Невозможная, адская боль. От такой не зазорно и умереть.
— Достаточно, Кейн. Вы убьете его, он нам нужен живым! — мне сложно разбирать голоса.
Такое дело как пытки министерский жирдяй не смог доверить даже аврорам. Он лично наставил палочку на меня и теперь с прилежностью кошки наблюдает за мучением крыс.
Но я на них не смотрю. Как так выходит, что болит даже радужка глаз? Даже зрачки.
— Я сказал прекратить!
Спасибо тебе, Уизел, за твою доброту. Боль обрывается. Кейн что-то недовольно бормочет, и я тряпичной куклой падаю вниз. Нет сил, чтобы просто подняться и встать. Целую неделю одно и то же, без фантазии, без задора. Круциатус — по-прежнему запрещенное заклинание. Но очевидно, что не для всех.
***
— Я должен сказать тебе спасибо, Малфой, — он определенно окреп, и уже даже может потихоньку вставать. Я рад этому и не рад, потому что больше не могу к нему невзначай прикасаться.
— Отвали.
Его зеленые глаза без очков — очки он во время погони где-то посеял — рассеянно глядят на меня, и я непроизвольно подхожу ближе к нему, чтобы он мог, не напрягаясь, меня рассмотреть.
— Надо заодно тебе исправить и зрение, — ворчу я, стараясь не смотреть на него, пока проверяю список лекарств.
Поттер откидывается на подушку и улыбается. За его улыбку я готов отдать все на свете, хорошо, что он об этом никогда не узнает.