Выбрать главу

Розен был владельцем небольшой компании, занимавшейся грузовыми перевозками. Он лишился бизнеса, отказавшись вступить в союз транспортных работников Лепке. Он считал, что Лепке виноват в том, что он потерял работу, а его семья бедствует, и угрожал, что обратится к властям, если Лепке не окажет ему помощи.

Первого декабря 1941 года Бухалтера признали виновным и приговорили к казни на электрическом стуле.

Во время вынесения приговора Бухалтер так писал о себе: «Мне сорок четыре года. Я родился в Нью-Йорке, проживаю в доме 427 на Западной улице. На пенсии. Женат. Умею читать и писать. Окончил государственную школу. Иудей, нерегулярно посещающий синагогу. Моя мать жива. Я не пью. Не употребляю наркотиков».

Его адвокаты подали апелляцию в Верховный суд, но там поддержали решение окружного суда. После череды отсрочек 21 января 1944 года Бухалтера перевели в тюрьму Синг-Синг в Оссининге, штат Нью-Йорк.

Надеясь в последнюю минуту получить отсрочку исполнения приговора, жена и сын Лепке умоляли его попросить нью-йоркского прокурора Джеймса Мак-Нэлли выслушать его информацию об обширных связях преступного мира с политиками.

«Он тебя выслушает, Лу, — уговаривала жена Бухалтера. — Бог свидетель, у тебя достаточно сведений, чтобы спастись».

Бухалтер только качал головой. «Послушай, — сказал он. — Предположим, я с ним поговорю. Допустим, он попросит об отсрочке. И что я получу в лучшем случае? Мне дадут еще шесть или восемь месяцев тюрьмы, в крайнем случае год. Нет, Бетти, — подытожил он. — Если дела обстоят именно так, то лучше покончить с этим сегодня».

Лепке поместили в камеру смертников дожидаться казни. 4 марта в половине двенадцатого ночи его вывели из камеры и проводили в маленькую комнату. Там стоял привинченный к полу электрический стул. Бухалтер не сказал ни слова. Он быстро прошел через всю комнату и почти упал на стул.

Он сидел не шелохнувшись, пока застегивали ремни у него на запястьях, груди и животе. Затем подключили электроды, проверив, что один из них прикреплен к его ноге через разрез в штанине.

Когда к его голове прикрепили электроды, он поднял на них глаза. Это было последнее, что он увидел в жизни.

На лицо ему надели маску, чтобы свидетели не видели, как исказится его лицо, когда включат ток. Маска особенно плотно прилегала к глазам, чтобы они не выскочили из орбит.

Сердце Бухалтера часто забилось, ему стало трудно дышать. Все отошли от электрического стула.

Надзиратель Снайдер опустил руку. Джозеф Фрэнсел, приводивший приговор в исполнение, дернул рычаг. Послышалось жужжание генератора. Двадцать две тысячи вольт ударили по телу Лепке, подбросив его над стулом. Волосы у него встали дыбом, а кожа покраснела. Из-под маски потекла пена.

Затем был дан еще один разряд. Жужжание прекратилось. Лепке обнажили грудь, и доктор Чарльз Суит, тюремный врач, приложил к ней стетоскоп.

«Я официально констатирую смерть этого человека», — сказал он.

Тело Лепке положили на каталку и отвезли в морг.

«Взглянув на его лицо, невозможно отвести глаза, — писал на следующий день Фрэнк Конифф в „Нью-Йорк джорнал америкэн“. — На лбу у него выступил пот. Слюна капает из уголка рта. В лице ни кровинки. Не слишком приятное зрелище».

Лепке был единственным из крупных американских гангстеров, кончившим жизнь на электрическом стуле.

Глава 6

Хит-парад

Однажды, будучи в плохом настроении, Багси Сигел рассказал Делу Уэббу, подрядчику, который построил отель «Фламинго», что он самолично убил двенадцать человек. Уэбб аж побледнел.

Заметив перемену в лице друга, Багси рассмеялся и сказал, что Уэббу нечего бояться. «У тебя нет шансов быть убитым, — сказал Сигел, — мы убиваем друг друга».

А ведь так оно и было. Зачастую гангстеры представляли друг для друга большую опасность, чем полиция.

После того как Томас Дьюи убрал со своей дороги Уэйкси Гордона под предлогом неуплаты налогов, он занялся Артуром «Голландцем Шульцем» Флегенгеймером. Томас начал исследовать отчеты того об уплате налогов и расследовать его деятельность в преступном мире. Используя свои обширные связи с преступностью и запугивая свидетелей, Томас сделал жизнь Голландца невыносимой.

Шульц был взбешен, и его начали посещать мысли вроде «пора бы убрать Дьюи».