В 1934 году Эйб получил три года за поджог, разбив бутылку масла о голову владельца гаража, который не смог сделать его машину более быстроходной. Перед тем как вынести приговор, судья сурово предупредил присяжных:
«Рилз — один из самых опасных людей, с которыми мне пришлось встретиться за последние годы. Я уверен, он либо будет заключен пожизненно, либо уложен хорошим детективом парой пуль».
Рилз слушал с ухмылкой. Когда судья закончил, Эйб шепнул что-то своему адвокату на ухо. Защитник Рилза повторил слова своего клиента вслух:
«Я справлюсь с любым копом в этом городе — на пистолетах, на кулаках или любым другим способом; перед тем как выстрелить, он досчитает до пятнадцати».
Эйб никогда не считал.
Когда полиция арестовала его в 1940 году, Рилз оказался крепким орешком. У полиции не было шансов расколоть его. К счастью для властей, заговорил один из его сообщников, и Рилз испугался, что его заложат. Вдобавок жена Рилза была беременна. Она попросила мужа помочь властям, чтобы у ребенка был отец. Он согласился.
Жена Рилза пошла к районному прокурору Бартону Туркусу и разрыдалась: «Я хочу спасти своего мужа от электрического стула. Мой ребенок появится в июле. Мой муж хочет поговорить с вами».
Рилз провернул сделку. Он согласился говорить при условии, что ему спишут его предыдущие убийства. Районный прокурор глубоко вздохнул и согласился. Рилз начал давать показания. Он рассказал полиции про пятьдесят убийств, которые со своими дружками совершил в Нью-Йорке, Нью-Джерси, Детройте, Луисвилле, Лос-Анджелесе и Канзас-Сити. После двенадцати дней дачи показаний стенографисты исписали двадцать пять книг. Последующее расследование подтвердило, что все, что было сказано Рилзом, правда.
Эйб стал одним из самых известных информаторов в криминальной истории, раскрыв властям подробности более восьмидесяти пяти преступлений в Нью-Йорке и сотни преступлений по всей стране. Он посадил на электрический стул своих друзей: Питтсбургского Фила, Весельчака Майоне, Вихря Аббандано и Багси Голдстейна, а также снабдил власти подробностями заказных убийств в Бруклине.
Пораженный Туркус в конце спросил Рилза, как это он так спокойно мог убивать людей: «Неужели тебя не мучает совесть? Ты ничего не чувствуешь?»
«Как ты себя чувствовал, когда впервые пустил в ход кулаки?»
«Нервничал».
«Что было во второй раз?»
«Немного нервничал».
«А что было потом?»
«Я привык».
«Вот ты и ответил на собственный вопрос. То же самое и с убийствами. Я просто привык к ним».
Доказательством такого обыденного отношения к убийствам служит рассказ Ицика Голдстейна, владельца бара в Ньюарке, и водителя Дока Стэчера, который клянется, что это правда. Рилз и его приятель Багси Голдстейн сидели в кондитерской «В полночь у Розы», когда к ним подошел парень по имени Джонни и спросил, не видели ли они Анджело.
«Да, он где-то здесь бродит, — ответил Рилз, — но я не знаю, где он. Что-нибудь ему передать?»
«Да. Передай, что здесь был Джонни».
Джонни ничего не знал, но его заказали Рилзу.
«Это было в пятницу днем, — говорит Ицик, — а у Рилза был обычай ходить к своей матери по пятницам вечером, чтобы поесть традиционной субботней рыбы, куриного бульона с макаронами и вареной курицы.
Вот он и говорит Джонни, типа заходи, поедим, глядишь, и твоего друга встретим».
Не придумав ничего лучшего, Джонни согласился.
Рилз и Голдстейн привели парня в дом матери Рилза, где она приготовила им угощенье. Затем Рилз отправил маму в кино.
Когда она ушла, они убили Джонни, отнесли его тело в ванную, расчленили, разложили по мешкам и отнесли в машину Голдстейна. Голдстейн отвез мешки в неизвестном направлении и избавился от них.
Тем временем Рилз быстро, но аккуратно убрал в ванной и ждал возвращения матери. Когда она вернулась, он вместе с ней сел пить чай с медовым пирогом.
Показания Рилза помогли составить обвинения против Лепке и его товарищей Луиса Капоне и Менди Вейса, которых обвинили в убийстве владельца компании грузовых перевозок Джозефа Розена.
К тому времени Лаки Лучано, Фрэнк Костелло, Альберт Анастазия, Багси Сигел и другие важные фигуры преступного мира начали беспокоиться. Рилз знал слишком много, и никто не предвидел, чем это могло закончиться.