Книга озаглавлена «Землёю Именинницею», по одному из прелестных рассказов о переживаниях автором в детстве церковно-праздничных дней (серия, однородная с «Праздниками» И. С. Шмелёва). Но истинно определяющим содержание книги заглавием было бы, по-моему, именно вот это: «Тоска по Богу».
Много истосковавшихся по Богу новых людей показывает нам г. Никифоров-Волгин, и жуткие это, трагические люди. За каждым в недавнем прошлом остались чудовищные дела кощунства, святотатства, человекоубийства, насилия и надругательства над ближними. Каждый словно вопль из покаянного канона.
«Руце всякими осквернила еси злодеяниями, душе моя: и како тех воздеваеши на высоту беседующе Богу? нозе непотребны сотворила еси, на дела ходящи студная»…
И вдруг, в привычку равнодушного и даже весёлого греха, преступлений, злодеяний — гром, тот спасительный гром «русского Бога», который в старину сделал великого грешника Власа покаянным сборщиком на построение храма Божьего и лютого атамана-разбойника Кудеяра похоронил подвижником-схимником у стен Преображенского собора в студёной Соловецкой обители.
Теперь Власы и Кудеяры перестали быть единицами в народе. Их даже не десятки, не сотни, а многие тысячи. Коммунистический антихрист заманивает их в своё воинство неограниченным кредитом на все плотские соблазны и похоти: Бога нет, души нет, всё дозволено! В страшных и отвратительных делах признаются они, Власы и Кудеяры современности. Но не хочет Бог погибели грешников. Для каждого из них готовит мгновение спасительного грома, который внезапно парализует лукавого беса, допущенного ими хозяйствовать в их душах, и, возвращая человека к волевому самочувствию, самосознанию и самоотчету, даёт ему «плач благ и покаяния вины, и разум спасения».
Чудно и страшно действие этого грома, а бьёт он, подкравшись тихо, невзначай: поражённый им грешник и сам не сразу понимает, что такое с ним вдруг сделалось.
«— Хотите расскажу, как я мощи преподобного из гробницы выбросил? — со смехом спросил Фёдор («Юродивый»).
— Зачем же ты смеёшься? — угрюмо заметили ему.
— Это я так. Я, братишки, не смеюсь. Смех этот, братишки, у меня вроде болезни. Итак, слушайте… После этого дела пошли мы в трактир… Сколько я пил в трактире — не помню. Чем больше пью, тем на душе страшнее…»
Чудится Фёдору выкинутый из раки угодник. И — смерть в опустошённой душе, а на лице и в голосе — проклятие непроизвольное — смех, от которого содрогаются слушатели, полупьяные мужики:
«— Да не смейся же ты… нехорошо ты смеёшься!
— Да не смеюсь я, — с отчаянием отрицает Фёдор, — говорю же вам: вроде болезни это у меня…
— Волк ты! — угрюмо грозит ему один из мужиков.
— Это правда, что я волк, — соглашается Фёдор. — Только сердце моё жалостное».
И признаётся казнимый непроизвольным бесовским смехом неврастеник, что он не в состоянии без слёз слушать панихиду… А мощи выбрасывал из гробниц!
«Зачем ты это сделал? — строго спрашивает верующая старуха, — матушка, что ли, тебя не благословила или твой Ангел Хранитель от тебя отступил?»
Затем, что есть в человеке пропасть, бездонности которой он в удалом дерзновении сам не понимает, покуда не закачается на самом краю её, в неопровержимо чувствуемой опасности, что ещё один дерзновенный шаг — и ухнул ты вниз непоправимо и безвозвратно. Вот это-то последнее преступление, способности на которое сам преступник в себе испугался, и сверкает ему в глаза тою «просветительною молнией» среди «тьмы несветимыя», что прекращает в человеке охоту быть «бесам обрадование» и озаряет ужасное отдаление его от утраченного и забытого Бога.
Герои г. Никифорова-Волгина — это именно люди, которых мать «не благословила или Ангел Хранитель от них отступился». И — «погрузи их в глубине прегрешений, иже праведных враг», «прельсти внушением греховным враг-льстец, и от Тебя, Блаже, далече удали»… Сами мы эмигранты и беженцы и всякого рода эмигрантов и беженцев знаем весьма разнообразно. Но г. Никифоров-Волгин добавил в эту пестроту ещё один тип: красноармейца-покаянца, который тайно, с риском для жизни, перебирается через эстонскую границу с единственною целью — исповедаться в своих тяжких грехах в Печёрском монастыре, на месте, где великий человекоубийца Иван Грозный отрубил голову святому игумену Корнилию, а потом покаянно рыдал над его телом.
Нелёгкая это задача для души, от Бога отвратившейся и удалившейся, обратно приблизиться к Нему. Тяжкая, свирепая борьба врывается в совесть лютым когтистым зверем; бес, хотя уже поражённый громом, упорствует не выпустить из своих зубов доставшуюся ему было «снедь». Ну, и: