Вот тогда восхищенные зрители зааплодировали (заметим, там присутствовали только знатоки) Винсенту Брюку и Гуго Хюнтеру и закричали громкое «ура» в честь обоих.
Методист обнаружил редкую методичность в манере дубасить и, сделав Тома Крабба кривым на один глаз, едва не выбил у него и второй. Вскоре появились полицейские, и публика без промедления очистила зал. Так закончилась эта незабываемая встреча к чести шерифа и священника, действовавших во имя закона и во имя религии.
А Джон Мильнер привез Тома Крабба со вздутой щекой и с подбитым глазом обратно в Филадельфию, где оба они заперлись в своей комнате и, преисполненные стыда, стали ждать прибытия очередной телеграммы.
Глава IX
ДВЕСТИ ДОЛЛАРОВ В ДЕНЬ
Разочарованный, разозленный скептическими ответами шерифа, мистер Титбюри ушел из полицейского управления и вернулся к миссис Титбюри.
— Ну что, Герман, — обратилась она к нему, — нашли жулика, Инглиса?
— Он — не Инглис, — ответил Титбюри, в изнеможении опускаясь на стул, — его зовут Билл Аррол…
— Мерзавец арестован?
— Будет.
— Когда?
— Когда смогут поймать…
— А наши деньги? Наши три тысячи?…
— Я не дал бы за них и полдоллара!
Госпожа Титбюри, в свою очередь, упала на стул: все погибло! Но эта сильная женщина скоро встала.
— Что же делать? — спросил муж в полном отчаянии.
— Ждать, — ответила она.
— Но чего? Чтобы этот бандит Аррол…
— Нет, Герман, ждать телеграммы от нотариуса Торнброка.
— Но как же с деньгами?
— Есть время их выписать, даже если нас отошлют на окраину Соединенных Штатов.
— Что меня вовсе не удивило бы!
— Следуй за мной, — решительным тоном заявила госпожа Титбюри, и они, выйдя из гостиницы, направились на телеграф.
Понятно, весь город знал уже о несчастье, постигшем чету Титбюри, но не нашлось ни одного, кто посочувствовал бы им. Не говоря уж о том, что никто и не подумал держать пари за людей, на которых сыпалось столько неприятностей, за игроков, топтавшихся после двух тиражей только в четвертой клетке. Изучая карту, миссис Титбюри рассчитывала на десять очков, число, которое нужно было бы удвоить в четырнадцатой клетке, занятой штатом Иллинойс. Тогда одним скачком они перенеслись бы в двадцать четвертую, штат Мичиган — соседний с Иллинойсом. Это был бы самый удачный удар игральных костей, какой только можно пожелать. Совершится ли он только?
В девять часов сорок семь минут телеграмму вынули из аппарата и… И надо быть объектом какого-то дьявольского невезения, чтобы получить не четыре и не шесть, и не сколько угодно, а именно пять очков! Перейдя на девятую клетку (штат Иллинойс), игрок обязан был немедленно передвинуться еще на пять очков вперед и опять попадал в Иллинойс, а если к четырнадцати еще прибавить пять, то получим девятнадцать. Таким образом, утроенные пять очков прямехонько вели в квадрат, отмеченный «гостиницей».
Мистер и миссис Титбюри возвращались в отель походкой людей, получивших сильный удар по голове. Их сопровождали насмешки зевак.
— В Луизиану! В Новый Орлеан! — повторял мистер Титбюри и в отчаянии рвал на себе волосы. — Какие же мы глупцы, что решились метаться по всей Америке.
— И мы будем метаться дальше, — объявила миссис Титбюри, скрестив на груди руки.
— Как… Ты думаешь…
— Думаю ехать в Луизиану.
— Но ведь это по меньшей мере тысяча триста миль!
— Мы их сделаем.
— Придется платить штраф в тысячу долларов!
— Уплатим.
— Нам нельзя участвовать в двух ходах матча!
— Мы в них не будем участвовать.
— Но пробыть в Новом Орлеане около сорока дней… а жизнь в нем безумно дорога.
— Все равно мы туда едем.
— У нас уже нет денег…
— Мы их выпишем.
— Но я не хочу…
— Я хочу!
— И, в довершение всего, — вспомнил мистер Титбюри, — мы не имеем права выбрать себе гостиницу по своему желанию.
Действительно, после слов: «девятнадцатая клетка, Луизиана, Новый Орлеан», в злосчастной телеграмме стояло: «Эксельсиор-отель». Какова бы ни была эта гостиница — первого разряда или последнего, — именно на нее указал покойник, и приходилось подчиняться.