После боя Ван Гог и Батон решили осмотреть местность, раз уж судьба загнала их в эту тьму-таракань, и о, чудо! В небольшой котловине, огороженной тремя холмами, они обнаружили скопление каруселей — одна из которых оказалась плодородной. Волею судьбы, котловина оказалась вдалеке от основных сталкерских путей, в неблагополучном и радиоактивном районе Зоны, поэтому раньше сюда никто не забредал. А, между тем, аномалии нарожали аж десять артефактов — «душу», два «ломтя мяса» и семь относительно дешевых, но не менее приятных для глаз артефактов «кровь камня». Иногда такой улов и за неделю не насобираешь, а «душу» в свободном полете Ван Гог вообще увидел впервые в жизни. И вот, когда они, довольные собой и благосклонностью зоны, возвращались назад, Батон пропал, как салага. Просто слишком поздно заметил контактную пару, расставившую сети в густой траве.
Это был тот самый случай, когда детектор аномалий предательски смолчал, а разомлевший от большого улова сталкер проявил неосторожность. И Зона-матушка его не простила, наказала, в один миг превратив заключенное в защитный комбинезон тело в обгорелый остов. Ван Гог только и успел, что зажмуриться от ужаса и закрыться рукой от яркой вспышки: был Батон, и нет его. Лишь легкий дымок прощальным приветом поднявшийся в небо от кучки обожженных углей.
Вместе с Батоном в кучку пепла превратилась и половина улова, в том числе и «душа». С тех пор Ван Гог успел завести себе нового напарника Кирилла — просто выбрал из молодняка парня потолковее и понемногу подпускал его к делу. Прозвище Кириллу Ван Гог решил придумать сам, оказалось, что тот два года прожил с семьей в Праге, и неплохо владеет чешским языком.
— Будем звать тебя — Чех. Пусть все думают, что ты и вправду иностранец, — хохотнул Ван Гог, — наш брат иностранцев любит. У него еще со времен Совка почтение к иностранцам осталось, тем более из ближнего, дружественного лагеря.
— Да какой же я иностранец? — Возразил Чех. — Я на иностранца и не похож даже.
— А это не важно. С тебя ж паспорт никто требовать не будет. А иностранцы они, брат, разные бывают, я здесь и негров видел, и шведов, и даже индейцев. Самых настоящих, из Австралии.
— Индейцы в Южной Америке живут, — авторитетно сообщил Чех. — В Австралии живут папуасы.
— Да мне все равно, кто, где живет. Я тебе про то, брат, толкую, что иностранцев здесь до жопы, так что еще одному чеху никто не удивиться, а пользы от этого можно поиметь много. Для иностранцев у торговцев даже цены другие, и поверь мне, брат, не в худшую сторону. Потому что каждый из них в тайне надеяться выйти на международный рынок продажи артефактов, и в каждом иностранце они видят потенциального партнера по бизнесу, понял?
В общем, Кирилл не стал спорить, хотя позиции Ван Гога не разделял, особенно после того, как в баре один из местных хлопцев зарядил ему в глаз с криками: «Понаехали тут!». Хлопца утихомиривали впятером, Чеха же успокоили, мол, не обращай внимания: у парня товарища ООНовский конвой положил, за то, что тот дань не заплатил, вот он и злится.
«Ничего себе не обращай внимания!» — думал Чех, потирая отекающий глаз. Драчунов помирили и даже усадили за один стол, предложив выпить мировую, но глаз еще три дня ничего не видел. Чех плавно превратился в Фонаря, не спасло даже то, что на третий день Ван Гог повел его в Зону, новая кликуха уже прижилась и, в конце концов, даже сам Ван Гог называл его теперь только так.
Котловину Ван Гог с тех пор больше не посещал, но и не забывал о ней. Он знал, что рано или поздно «карусели» родят «душу», но случиться это, наверняка не скоро, а значит, и торопиться не надо. Если слишком часто наведываться в неприметный и заброшенный район, то туда протопчется тропа. Это только кажется, что зона тиха и безлюдна, а на самом деле здесь каждый шаг на виду. Заметит кто-то, что трава примята в стороне от сталкерской дороги, заинтересуется, кто и зачем пошел в глухую чащу, пройдет по следам и приметит доходное место. И уж тогда точно «души» не видать, а иметь ее ой, как хочется.