Три пары глаз требовательно уставились на побледневшего Агафокла.
- Но я был у базилевса вчера вечером! — отступая на шаг, пробормотал он. — Он здоров...
- А те страшные сердцебиения, что начались у него после гибели матери? — надвинулся на лекаря Менедей. — Или ты забыл, что точно такие же приступы унесли жизнь нашего обожаемого базилевса Эвмена?!
- Н-но они уже месяц как не тревожат Аттала! — воскликнул в отчаянии Агафокл.
- А ты уверен, что они не начались вновь? — прошипел Зимрид.
- Или мне войти первому и доложить базилевсу, как ты печешься о его бесценном здоровье? — добавил Менедей.
- Правда, правда! — закивал Верховный жрец.— Иди первым, доложи!
- Ну? — не слушая старца, прикрикнул на Агафокла Менедей.
Лекарь покорно вздохнул и робко постучал в дверь. Не услышав ответа, стукнул сильнее.
Аттал вскрикнул от неожиданности, невольно прижал руку к груди, почувствовав, как бешено заколотилось сердце.
- О боги! Опять...— простонал он, впиваясь бешеными глазами в вошедшего лекаря.
- Я только, я... — забормотал лекарь, отступая назад, но дверь предусмотрительно закрылась за его спиною. — Я только хотел узнать как твое бесценное здоровье, величайший...
- Проклятье! Кто тебя просил входить так внезапно? — прохрипел Аттал, падая на подушки. — Стой! Раз уже вошел, так помоги! Успокой мое сердце, исцели его! Озолочу! Дам тебе столько золота, что ты и все твои потомки... даже через тысячу лет... будут жить в довольстве и роскоши!
Агафокл торопливо просеменил к постели, приложил ухо к груди и, отшатнувшись, упавшим голосом сказал:
- О, величайший! Я пытался вылечить от такой болезни еще твоего отца Эвмена. Увы! От нее нет ни притирок, ни снадобий. Это добрые и злые силы борются сейчас в твоей груди, и твое бедное сердце мечется между ними... Потерпи, скоро добрые силы одержат верх, и сердце сразу успокоится!
- Прошлый раз это твое "скоро" продолжалось целых два часа, которые были для меня длиннее вечности! — сдавленно прохрипел Аттал. — А если верх возьмут злые силы?..
- О, величайший, это невозможно! Ведь ты такой добрый, такой славный...
- Эвмен был куда добрей и славнее меня, и тем не менее...
С минуту царь смотрел на склонившуюся перед ним голову лекаря и, когда несколько новых толчков в груди потрясли все его тело, закричал:
- Менедей, Зимрид, все, кто там есть,— сюда! Скорее!..
Вбежавшие вельможи, увидев царя, бледного, с каплями пота на лбу, в растерянности остановились.
- Повелеваю...— прошептал Аттал, судорожно стискивая тончайшие одежды на груди.— Найдите такого лекаря, который смог бы избавить меня от этих страданий! Пошлите людей в Александрию, Афины, Сирию, Индию, на все рабские рынки, где иногда продают толковых лекарей, но отыщите такого, кто спас бы меня... Я ничего для него не пожалею, отдам все — лучше быть рабом и нищим, чем мучиться так... Невольнику я дам свободу, незнатному — титул своего друга, бедному — столько золота, сколько весит он сам! Богатому подарю целый город… Ступайте! Скорее!..
- А с этим что делать? — кивнул на замершего Агафокла Зимрид.
Сердце в груди Аттала зашлось так, что стало темно в глазах. Это решило судьбу лекаря.
- Отдай его палачу, — отворачиваясь, мстительно бросил царь.
- О, величайший, пощади! — закричал Агафокл. — При чем тут я? Это все злые и добрые силы... Тебе надо больше молиться и приносить щедрые жертвы богам!..
- Правда, правда! — закивал Верховный жрец, но тут же осекся, потому что Аттал, метнув уничтожающий взгляд на лекаря, повторил приказ:
- Палачу! Пусть рассказывает эти сказки в царстве Аида. Хвала богам, что хоть там никто не будет нуждаться в его сомнительных услугах!
- Правда, правда! — поддакнул Верховный жрец, поспешно уходя из спальни вслед за начальником кинжала, который увел за собой вопившего Агафокла.
Через час, перед вернувшимся Зимридом лежал совершенно измученный приступом, изможденный человек, чуть заметно шевелящий бескровными губами.
" О, Зевс... Зевс... — умиротворенно думал Аттал, прислушиваясь к ощущениям в груди, и со страхом и радостью убеждаясь, что новых толчков больше нет, и сердце его работает тихо, ровно. Он был жив и, как прежде, мог снова есть, пить вино, заниматься любимой лепкой из воска или, сидя в оранжерее, описывать привезенные из дальних стран диковинные растения. — Зевс!..Ты опять спас меня... И все-таки ты несправедлив ко мне. Почему в моих жилах течет кровь не моего родного отца Аттала, ни разу не болевшего за восемьдесят два года своей жизни, а его брата Эвмена, которого та же болезнь в пятьдесят лет превратила в человека, не способного и шагу ступить без носилок!? Почему здоровье моего отца ты передал сыну этого хилого Эвмена — моему сводному брату Аристонику? Сейчас, когда я мучаюсь здесь, он скачет на горячем коне или купается в море, борясь с могучими волнами! О, великий громовержец, разве это справедливо, ведь я, а не он должен править такой огромной страной с ее непокорным, неблагодарным и диким народом!"