– Ну что ж, в следующий раз, когда увижу, что банда с мачете собирается изрубить кого-то на куски, спокойно пройду мимо.
Эндрю поежился, вспомнив об обстоятельствах, при которых состоялось их знакомство:
– Да, ты со своей тростью подоспел тогда как нельзя более кстати. Откуда я мог знать, что та женщина окажется сестрой бандитов?
– Я получил письмо от Эдварда сегодня утром, – сказал Филипп, принимая у лакея чашку кофе.
Лицо Эндрю сразу стало серьезным:
– Как он?
– Пишет, что все в порядке, но я уверен, что это неправда. Он ходит к ней на могилу...
Чувство огромной вины заставило Филиппа замолчать. Бедная Мэри Бинсмор! И бедный Эдвард! Он так любил ее. Они прожили вместе двадцать лет. Он напомнил себе о том, что надо поговорить с поверенным по поводу открытия счета на имя Эдварда. Конечно, деньгами нельзя ничего исправить, но чем еще он может помочь ?«Если бы не я, Мэри Бинсмор была бы сейчас жива».
С трудом прогнав тяжелые мысли, Филипп продолжил:
– Он пишет, что готов помочь мне с поисками недостающей части камня. Я ответил, что с удовольствием воспользуюсь его предложением. Видит Бог, ему сейчас необходимо отвлечься, а работа – лучшее лекарство. Я думаю, он поможет тебе с ящиками, которые находятся в Британском музее, а я продолжу поиски на складе.
– Прекрасно. – Эндрю допил кофе и поднялся из-за стола. Стоявший рядом лакей показался коротышкой по сравнению с ним. – Я направляюсь в музей, если найду что-нибудь, немедленно сообщу.
– Я сделаю то же самое.
Не успел Эндрю выйти, как в комнате появился Бакари – темное лицо, как всегда, непроницаемо, руки сложены на груди. На нем был его обычный наряд, состоявший из свободной шелковой рубашки, шаровар, мягких кожаных сапог до колена и тюрбана. Впервые появившись в доме, он поверг своим видом вымуштрованных слуг, одетых в одинаковые ливреи, в шок. Филипп попытался определить по лицу Бакари, с какой новостью тот пришел, но, как всегда, это оказалось невозможным.
– Ваш отец.
Так, значит, новость плохая.
– Пригласи его сюда, – обреченно вздыхая, сказал Филипп.
В комнату быстро вошел герцог. Его стремительная походка представляла странный контраст с измученным бледным лицом. Филипп вновь остро ощутил сожаление и раскаяние, с которыми безрезультатно боролся со вчерашнего дня. Он боялся нового спора, но был рад увидеть отца и убедиться, что тот чувствует себя достаточно бодро. То же происходило и с его матерью в последние месяцы – за чередой плохих дней неожиданно следовал один хороший. А потом она покинула их и этот мир.
Отец уселся напротив Филиппа и, дожидаясь кофе, с явным неодобрением рассматривал сына, отмечая отсутствие галстука, расстегнутый ворот и засученные рукава свободной рубашки.
– Чертовски точная статья, – сказал он наконец. – Как будто этот журналист находился с нами в одной комнате. Я нахожу эту осведомленность об интимных подробностях, которые мы договорились хранить в секрете, весьма... интригующей.
– Надеюсь, ты не думаешь, что это я предоставил «Таймс» информацию?
– А ты не предоставлял?
Недоверие отца уже не в первый раз больно укололо Филиппа.
– Нет, я этого не делал. Несомненно, кто-то подслушал нас. Нельзя сказать, что мы говорили шепотом. – Филипп провел рукой по лбу. – Впрочем, сейчас уже не важно, как все стало известно. Может, это и к лучшему? По крайней мере сплетничать больше не о чем.
Его отец невесело усмехнулся.
– Ты слишком давно не бывал в обществе и не понимаешь, что подобная информация способна только подогреть аппетит и дать пищу для новых слухов. Я рад, что Кэтрин нет в городе. Хотя бы она останется от всего этого в стороне.
У Филиппа сжалось сердце при упоминании о сестре. Она была единственным человеком, по которому он скучал все долгие годы, проведенные за границей. Они еще не виделись, потому что ее сын подхватил какую-то желудочную инфекцию и Кэтрин пришлось отложить свой приезд.
– Боюсь, что она недолго будет оставаться в стороне, – возразил Филипп. – Утром я получил от нее записку: Спенсер поправился, и она приезжает сегодня днем.
– Ясно. Ну что ж, надо будет ее подготовить. Любители слухов накинутся на нее, как собаки на лисицу. Даже слуги не остались в стороне.
– Откуда ты знаешь?
– Эванс держит меня в курсе. Я уверен, что в Лондоне нет дворецкого, который был бы лучше осведомлен, чем он. Хочешь знать, что говорят?
Филипп был уверен, что не хочет, но тем не менее утвердительно кивнул головой:
– Конечно.
– По сведениям Эванса, которые, должен сказать, он изложил со всевозможной деликатностью и извинениями, выдвигаются две причины, по которым леди Сара сбежала из-под венца: первая – это, конечно, опасение умереть через два дня после свадьбы. А вторая – то, что она не захотела стать женой человека, который не в состоянии... исполнять свои супружеские обязанности.
Филипп удивился:
– Вот как? Наверное, они просто не могут себе представить, что какая-то девушка может отказаться от герцогского титула без серьезной на то причины, и решили, что самая подходящая причина – моя неспособность осуществить брачные отношения.
– Боюсь, что так. И это не такое обвинение, от которого можно легко отмахнуться. – Герцог задумчиво размешивал сахар. – У тебя есть какие-нибудь известия от леди Сары?
– Пока нет, но я отправил ей записку с просьбой принять меня сегодня вечером. – Филипп промокнул губы салфеткой и отложил ее в сторону. – А сейчас, отец, я отправляюсь насклад, чтобы заняться поисками пропавшей части таблички.
Он поднялся и направился к двери.
– Ради Бога, Филипп, что на тебе надето? – сердито прокричал ему вслед отец.
– Удобная одежда, – ответил тот, с удивлением глядя на свои широкие шаровары и свободную рубашку навыпуск. – Я ведь собираюсь не на бал.
С этими словами он вышел из комнаты и уже подходил к своему кабинету, когда во входную дверь постучали. Бакари впустил посетителя, и Филипп повернулся, услышав знакомый грудной женский голос. Ее голос. Его сваха, вознамерившаяся сделать из него настоящего джентльмена. Он с досадой заметил, что невольно ускорил шаги.
– Я узнать, может ли лорд Грейборн принять вас, – говорил Бакари, держа в руках визитную карточку.
– Могу. Могу, Бакари.
Филипп быстро спустился по лестнице, и мисс Чилтон-Гриздейл с удивлением уставилась на его необычный наряд. Он в свою очередь рассматривал ее, отмечая каждую деталь: ярко-голубое муслиновое платье и кремового цвета жакет, шляпку, обрамлявшую пикантное личико, как лепестки тычинку. Филипп нахмурился. Нет, что-то не так с этим сравнением. Но все равно, черт возьми, она почему-то напоминает ему о цветах. Может, из-за аромата? Он принюхался и отказался от этой мысли. Нет, от нее пахнет не цветами. От нее пахнет – он подошел поближе и еще раз втянул воздух – как от только что испеченного пирожного.
Дело не в запахе, а в цвете, внезапно понял Филипп. О цветах напоминает ее мягкая, как лепестки роз, кожа, персиковый румянец скул и нежно-алые губы. Он часто любовался на эти оттенки в детстве, гуляя по цветнику своей матери в замке Рейвенсли.
Шепот Бакари вывел его из задумчивости:
– Лучше приглашать леди в дом, а не глазеть на нее на пороге.
Рассердившись на себя, Филипп сделал шаг назад. Черт, ему, кажется, правда не повредит пара уроков хорошего тона.
– Прошу вас, входите, мисс Чилтон-Гриздейл. Она величественно кивнула ему и прошла в холл.
– Благодарю, лорд Грейборн. Прошу прощения за ранний визит, но я считаю, что чем скорее мы начнем, тем лучше. Я готова отправиться, как только вы будете готовы. – Она еще раз выразительно оглядела его одежду.
– Отправиться? Но вы только что пришли.
Свежа и бодра, да еще и пахнет так вкусно, что хочется откусить кусочек. Черт, что за мысли? Это наверняка потому, что он питает особую слабость к свежим пирожным. Дело, несомненно, именно в это.