— Тихо! — испуганно оборвала его Соня, поднявшись на ноги. — Он же нечаянно, отпусти его. И говори по-русски! Не хватает еще, чтобы они поняли, что ты…
Все. Пропали. Дружинник, стоявший у дверей, прервал разговор с билетершей, обернулся на шум голосов.
— Так. В чем дело? А ну на место сядьте. — Он повысил голос. — Документы ваши! — И он направился к Соне и Андре.
— Соня, мы незнакомые с тобой, — быстро сказал Андре. — Ты меня не знавала. Я сам иду на него.
— Стой! — Соня снова схватила его за руку, плохо понимая, что сейчас выгоднее для Андре, что безопаснее: быть с ней или сделать вид, что они незнакомы? Она сейчас плохо соображала. Она знала только, что будет рядом с ним. Не отпустит от себя ни на шаг.
— О-ой, да это ж наши! — весело протянула билетерша.
Дружинник перевел на нее удивленный взгляд. Билетерша, молодая бойкая баба, протянула Соне руку, напористо, быстро говоря:
— Это наши, товарищ. Иди, иди сюда, Люда! Это наши. У нас работают. Электрик и кассирша.
— Почему не при исполнении? — недоверчиво глядя на Соню и Андре, спросил дружинник.
— Так у них выходной.
Еще минута — и билетерша уже вела Соню и Андре к выходу из зала, по-свойски подталкивая обоих вперед и шепча:
— Я вас узнала… Вас Соня зовут? Вы нам вечер организовывали от театра. Весной. Я еще в ДК «Каучук» работала. Актеры приезжали…
— Спасибо вам. — Соня, не удержавшись, поцеловала ее в щеку.
— До сих пор вспоминаю. — Билетерша вывела Соню и Андре в пустое фойе.
У дверей, ведущих на улицу, на Садовое, забитое машинами, плавящееся от солнца, стояли два опричника с красными повязками на рукавах.
— Та-ак. — Билетерша замедлила шаг. — На этих точно подорвемся. Не выпустят. Звери.
— А что происходит, голубушка? — церемонно спросил у нее Андре, сместив ударение в своем ветхозаветном бабушкином «голубушка» с первого «у» на второе. — Человек не имеет права смотреть фильм? Это криминал?
Билетерша прыснула от неожиданности. И, уводя их в сторону, вбок от главного входа, поинтересовалась:
— Откуда голубок будет? Финн, что ли?
— Южневее, — улыбнулся Андре.
— Зимбабве? — Билетерша открыла своим ключом какую-то дверь в глухом закутке под лестницей.
— Посевернее, — хмыкнул Андре, первым заглянув в большую комнату, где вдоль стен были расставлены афиши, рекламные щиты, все эти «Скоро на экранах», «Неделя болгарского кино», «Чингачгук — Большой Змей». — Благодарствую. — Он нагнулся к билетерше и поцеловал ее в загорелую гладкую щеку. — Я могу покупать эту комнату на час?
— Сорок минут, — покачала головой билетерша. — Потом андроповские соколы отвалят, я вас выпущу.
— Это у нас, Андрюша, борьба за дисциплину, — вздохнув, наконец объяснила Соня. — Это товарищ Андропов с прогульщиками борется. Шмонает по баням, по киношкам… — И добавила, дождавшись, когда билетерша оставит их наедине, плотно прикрыв за собой дверь комнаты: — Только это не для «Юманите». Это, милый, для «голосов» вражьих.
— …Андре, пожалуйста, не нужно! Андре, пожалуйста!
— А как ты меня окликала? Повтори! «Ан-дрю-ша». Говори так. Да?
Растрепанные, тяжело дыша, они бестолково топтались по комнате, на узком пятачке свободного пространства. Спотыкались, налетая на громоздкие щиты с названиями фильмов, с кустарными портретами кинозвезд. Он обнимал ее, она не очень-то сопротивлялась, и вот они кружили по комнате, кружили и кружили. Нелепый, странноватый танец.
— Пусти! Ты что, не можешь понять, что это…
— Соня…
— …это оскорбительно для меня.
— Давай снимем номер.
— Какой номер?
— У меня нельзя… Посольство… Пост… Как это… Я живу при постпредство… Везде глаза… уши…
— Какой номер?! Ты вдумайся! Что ты мне предлагаешь? «Номер»! А дальше что?
— Соня, послушай меня…
— «Номер»… А потом ты уедешь. Ты уже унижаешь меня вот этим, ты… Тебе вот только это нужно? Да? От меня? Вот это?! Сейчас пойдем. Снимем номер… в каком-нибудь Доме колхозника…
— Где? — И Андре рассмеялся, отпуская ее. — Дом кого?
— На час, да? — Соня отошла к стене и прижалась спиной к какому-то плакату. — А потом ты уедешь в свой Париж. А мне что прикажешь делать? Довольствоваться воспоминаниями? До конца моих дней вспоминать о том как ты меня осчастливил? На казенных простынях?
— Соня, я не блудодей! — пылко воскликнул Андре, снова приближаясь к ней.
— Пусти! Блудодей… Опять эти твои ископаемые слова…
— Моя бабушка…
— Вот-вот, твоя бабушка. Такое ощущение, что нас здесь трое. Я, ты и тень твоей бабушки.