- Мы в каюту спустимся, - примирительно предложил отец, заметив, что жена вновь тянется за диагностом, а мальчик хмурится и пытается отстраниться, - Скоро последний прыжок. А потом еще двадцать часов на маршевых двигателях, и мы на месте. А ты не задерживайся.
Он подхватил сына на руки и направился к выходу из пассажирского салона, уже полупустого. Переступив порожек отсека, он оглянулся. Высокий, светловолосый. Глаза полные света и незамутненных надежд. Глаза доверчивого разумного существа, без оглядки доверившего свою жизнь породившей его вселенной. Чего ему было опасаться? Вселенная его колыбель, его дом. Эта вселенная миллиарды лет пестовала и лелеяла первые неразумные клетки, укрывала их от гамма излучения, от нейтронных бурь, от вымерзания при падении температуры до абсолютного нуля и жара сверхновой. Вселенная позволяла этим простейшим организмам расти и усложняться. Она оснащала их органами обоняния и осязания, она укрощала ради первых водорослей вулканы и охлаждала материки. Эта вселенная не могла поступить вероломно. Точно так же, как он, отец, не мог поступить вероломно и подло со своим ребенком, маленьким, доверчивым человечком, уже дремлющим на сильном плече. В безмятежном взгляде любимого мужа, самого лучшего, самого доброго и терпеливого, Кора не уловила и тени беспокойства. Он ничего не знал об отпущенных им мгновениях будущего. Так же, как и она, махнувшая им на прощание рукой. Небрежный, даже нетерпеливый жест. Да идите уже, мне работать надо!
Она их видела в последний раз.
Когда несколько недель спустя на Асцеллу со старой Земли, административного центра Федерации, прибыла специальная комиссия, чтобы расследовать гибель «Посейдона», ни в черных ящиках, ни в показаниях выживших, так и не нашлось однозначного ответа, что именно привело к столкновению с астероидом. И откуда он взялся, этот астероид, если ни в одной навигаторской карте сектор 13-47 в созвездии Лебедя не обозначен, как астероидно опасный. Позже ходили недостоверные слухи, которые муссировались в «желтых» СМИ, что астероид сошел с прежней орбиты после испытания импульсной пушки, которую впервые использовали во время маневров. Военным требовалось сравнить теоретические выкладки инженеров с практическим результатом. В качестве мишени послужило скопление астероидов, часть которых была переведена в пылеобразное состояние, а часть – согнана с облюбованных орбит. Один из таких изгнанников, обуреваемый жаждой мести, пересек границы безлюдного сектора и ударил в бок первый подвернувшийся объект – пассажирский лайнер.
Кора услышала скрежет и стон. Протяжный, гулкий стон раздираемого металла. Корабль содрогнулся, как раненое животное. И тут же вновь застонал. Почти беззвучно, на самых низких частотах. Стон катился болезненной, раздражающей вибрацией. Едва уловимой, очень ласковой, расслабляющей, с набегающей частотой колебаний. Кора, недоумевая, огляделась. Немногочисленные пассажиры, полуночники, также оглядывались. Что происходит? Вибрация усиливалась. Переборки трещали, жалобно, натужно прогибаясь, стеная с живой обидой. Крик… Голоса… Их много. Голоса всплывают с нижних палуб жутким, давящим аккордом. Отбросив планшет, Кора бросилась к выходу. Внезапно пол стал уходить у нее из-под ног. Дыбиться, прогибаться, складываться в неровные великанские морщины. Кора поскользнулась, ее отбросила к стонущей переборке. Она видела, как по самому краю мечутся люди. Дверь отсека вдруг уменьшилась в размерах, обращаясь в игольное ушко. Конечно же, дверь автоматически срабатывает при аварийном повреждении корпуса. Отсеки будут герметически замкнуты, изолируя те, что уже вспороты, как брюхо старого кита умело брошенным гарпуном.
Доминик… Мартин… они там, внизу! Там что-то происходит. Нападение? Диверсия? Сбой прыжка? Вой сирены. Мерцание. Освещение, как прерывистый пульс при затянувшей аритмии. Издевательски мягкий голос корабельного искина:
- Разгерметизация нижних уровней. Критическое повреждение корпуса. Отказ гравикомпенсаторов. Просьба всем пассажирам сохранять спокойствие.
Кора не слышала. Она не понимала слов. Она, филолог по образованию, утратила навык вербального восприятия. Она ползла, она продиралась, протаскивала оглушенное, ослепшее тело в оставшееся пространство между переборкой и гильотиной автоматической двери. Успела. Выдернула ногу. Пол под ней все стремительней обращался в вертикаль. Ее швырнуло в сторону. Корабль валился на бок, все более уподобляясь раненому киту, который вот-вот обратит к торжествующему китобою свое белое, в мелких ракушках брюхо. Лестница… Где же лестница? Кора перебирала по ступенькам руками, цеплялась и висла. Топот и вой… Какой страшный, ползущий изнутри вой. Кто-то катится с визгом. Чья-то нога давит каблуком на ее запястье. Она все равно не чувствует. Она цепляется и ползет. Там внизу этот страшный вой. Сгусток предсмертного отчаяния. Черный провал лестницы. Жерло, уводящее в ад… Рядом с ней всхлип. Чуть позади хриплый, придушенный кашель. Слева – неразборчивая, судорожная молитва неверующего, и там же проклятье. Их, замерших над провалом, не меньше десятка, обезумевших, уже без человеческой составляющей, сброшенных до животной протоплазмы. И вдруг – тишина… Там, внизу, тишина. Она слышит нарастающий до предельного крешендо свист. Это воздух. Корабль истекает кислородной кровью. В пустоту, в ненастную, черную утробу вселенной, в бездонный издевательски растянутый резервуар. Кора видит над собой этот черный разверстый глаз в крапинах подмигивающих звезд. Это иллюминатор, прежде находившийся сбоку, у самой лестницы на нижние палубы. Теперь этот черный зрачок висит прямо над ней. И по внешнему прозрачному веку текут «слезы». Воздух. Корабль теряет воздух.
Спасатели прибыли десять часов спустя. Выживших оказалось около полусотни из трех тысяч. Все, кому повезло, полуночники, засидевшиеся в салоне и в круглосуточном баре. Все пассажиры, дисциплинированно ожидающие прыжка пристегнутыми в каютах, погибли.
По длинному больничному коридору брела безымянная женщина. За женщиной с грохотом волочилась стойка с капельницей и заходился истерическим писком монитор. Женщина пьяно переставляла босые ноги. На нее не обращали внимания. Палаты маленького госпиталя при космопорте Селены были забиты пострадавшими. Во время спасательной операции ранения получили несколько сотрудников МЧС. В морге пассажиры с нижних развороченных палуб, которых вылавливали в открытом космосе с траурной педантичностью, громоздились жуткими многорукими, многоголовыми слоями. Морг был под стать госпиталю – тесный, укороченный, предназначенный для смертей редких и случайных, для тел неосторожных, безалаберных и похмельных. Этот морг не предназначался для умерших от удушья детей, их матерей и отцов. Безымянная женщина с гремящей капельницей ничего об этих бездыханных поселенцах не знала. Она не знала и своего имени. Ее спрашивали. Она не отвечала. Врач светил ей в глаза. Зрачки реагировали. Она жмурилась, и не отвечала. Или отвечала. Невпопад, словами странными, увязанными в белый стих, будто вылавливала их в далеком прошлом.
- «…то, чего нет в мыслях, нет и в устах…»*
Приходил штатный психолог, полупьяный от бессонницы толстячок. Тоже задавал вопросы. Она молчала, будто бы думала, прислушивалась к тем же далеким словам, затем отвечала:
- «…не первых нас, добра желавших, злой постиг приказ…»**
Психолог устало вздохнул. Больше ее не спрашивали. В отличии от прочих спасенных эта молодая женщина физически почти не пострадала. Несколько ушибов. И потеря памяти.
Выбравшись из палаты, она все искала выход на какую-то лестницу. Ее возвращали в палату, кололи успокоительное, она засыпала, но очень скоро просыпалась и уходила вновь. В четвертый раз ей все же удалось обнаружить этот выход. Или же она поверила, что ей это удалось. Узкая дверь из отполированного металла, светлая, манящая, как зеркальный омут. Такой же была дверь из пассажирского салона. Прямо за ней была лестница на пассажирские палубы. Сейчас она выйдет за эту дверь и спустится. Она успеет. На этот раз она успеет.
Приблизившись, она заметила бредущую ей навстречу нескладную, всклокоченную фигуру в больничной хламиде. От фигуры тянулись провода к подвижному глазастому ящику на колесах. Отражение передвигалось босиком, шаркая узкими ступнями, безразличными к холоду. Безымянная женщина остановилась и склонила голову набок. Фигура жест отзеркалила. Женщина подошла ближе, чтобы разглядеть существо пристальней. Возможно, это создание с тонкими щиколотками идет оттуда, с нижних, пассажирских палуб. Оно уже знает путь. И за спиной этого создания тот же прибор с огоньками. И хламида того же тоскливого зеленоватого цвета, и лицо худое, неузнаваемое, с глазами, отразившими черноту космоса, и волосы так же коротко острижены. Жалкий, неровный больничный ежик. Седой…