И что теперь делать? Вернуть девочку этой Полине? Да ведь она может отказаться. Подбросить, оставить с запиской, значит, самому под статью попасть: записка – улика. Отвезти своей маме? Сказать: «Ма, бросай работать! Давай вместе воспитывать Светку?»Ага, так она и согласится. Он же помнит: «Я угробила на тебя всю жизнь, кормила-растила одна, а теперь пусть она помучится, узнает, каково это! Настоящая жена – это женщина, которая в том или ином виде пережила потерю мужа!»
И получалось по этой логике, что настоящей женой снова была Галя.
Сергей решил подождать ее звонка. Ничего, кроме как вернуться к нему и к дочке, он предложить не мог. Даже побрился на всякий случай, вдруг она позвонит в дверь прямо сейчас.
Побрился, причесался и стал ждать.
Он же не знал, что его жена Галя в четырех часах лету к югу от столицы крутит роман с бывшим предателем родины.
К концу пути господину Рабиновичу не оставалось уже ничего, кроме как принять в дар любовь этой необыкновенной женщины. У Гали была забронирована гостиница с витаминным названием «C-Hotel», и она запросто попросила сопроводить ее к отелю.
– О, так это рядом!
– Рядом с чем?
– С аэропортом и моим домом. Центр!
Пока они шли от остановки экскурсионного автобуса до отеля, над головой низко пролетали самолеты, глухо опускаясь где-то в ста метрах. Как в военных хрониках – над головой носились «мессершмитты». Единственный город в мире, в котором аэропорт располагался прямо в центре города.
– Как в кино, – поделилась Галя.
– Мы уже привыкли.
Гале очень хотелось спросить, женат ли ее избранник? Но сегодня столько выпало испытаний на ее душу – Иерусалим, поклоны у Стены Плача, стенания у Гроба Господня, мольбы у Вифлеемской звезды, погружение в пучины Мертвого моря и Полино смс. Разве об этом она просила у небесных сил? Теперь еще самолеты снуют как шершни, тяжело и навязчиво.
– О, посмотрите, какая стоит луна! Красная она у вас…
– У нас и море красное. Мы любим красный цвет.
Галя почему-то подумала о красном флаге и галстуке.
– Красный цвет – цвет масонов, – напускал туману Рабинович.
– Да ну?!
В глубине прохладного холла пела молодая и красивая пара. Там начиналась барная зона.
Живая музыка вместо «фанеры» с русским блатняком в стране массового въезда российских туристов – это было свежо и даже изыскано.
– Вы ведь проводите меня в номер? Поможете донести чемодан?
– Я закажу шампанского? По случаю приезда? – весело подхватил Рабинович.
Ах, как это было неправильно. Галя понимала, что отдаваться прямо в день знакомства, да еще в отеле, да еще в снятом за свой счет – ни к чему не приведет. Это был чистый фальстарт, срыв из-за неудержимого желания оттолкнуться от земли и полететь. Когда женщина хочет любви и готова любить, она становится неудержимой. Танк, вездеход, напалм, выжигающий все, даже пустыню. От женской любви нет спасения*.
От мужского желания обладать тоже иногда нет спасения. Партнер может лишить тебя воли, актуализировав все страхи. Напор и натиск обезоруживают, снимают все защитные механизмы, обнажают саму суть человека, что может переживаться «жертвой» как облегчение, возвращение к себе. Таковы эффекты шоковой терапии, например.
Иначе она превратится в агрессию, недобрую, злую силу, хуже которой может быть только конец света. Женская ненависть слабее мужской, но бьет женщина точечно, прицельно, наверняка – и по своим обидчикам, и по просто равнодушным к ней мужчинам, не видя разницы. Рабинович был опытным мужчиной, из тех, кто не даст повода ощетиниться. Все, что должен делать мужчина, это исполнять желания женщины, чтобы ее расслабить, и тогда ее желание совпадет с его собственным.
А Галя не была злой и становиться ею не собиралась.
Сегодня ты в Израиле, а завтра в Москве, времени на раздумья нет, действовать нужно решительно, в конце концов, ты сама этого захотела…
Гале непросто давалась роль свободной женщины, которая и свободной-то побыла всего несколько дней. Разве свободна девушка, пока растет и живет с родителями? Или потом, разве свободна женщина замужем, когда все – ради семьи и ничего – для себя. А что, увеличивается ее свобода, когда рождается ребенок? Получается, что чем больше достигаешь, тем меньше тебе позволено.