Мертвец с бутылкой кровавого игристого вина (пытаясь шутить, разбавляя атмосферу): А я вчера в постель мыло настругал, думал, очешусь за ночь, а нет, встал - всю постель некрозом запарафинило.
На Бузанулькина с грохотцом падает зеркало, разбиваясь на сотни осколков. Мертвецы поднимают по осколку и начинают млечно выстегивать из себя красную окрошку. Разлив коллективную кровь, мертвецы мастерят из неё путь наверх в виде канатоподобной лестницы. Достигнув поверхности, мертвецы навсегда покидают забытую шахту потустороннего. Их возвращение в мир живых сопровождаются следующими словами.
Голос Бузанулькина со дна небытия: Этого не может быть. Этого и не было со мной. Прощай, сознание моё. Я засыпаю и вижу сон. Спите, отсутствующие листопады. Я вижу откровение богов.
Мертвец в платочке: Что-то у меня в дупле суета примасливается. Прикройте мою душу, я на человека пойду.
Мертвецы поднимают рухнувшую стену и ей забрасывают путь в шахту. Отныне, живые, вы не сможете лишиться удовольствия лицезреть умерших.
Рабочий (колхознице): Во мне есть если не гениальный просвет, то безумный. Но именно такой безумный, который граничит с гениальностью. (Колхозница подходит к нему ближе и гладит по плечам.) Я искреннее верю в своё превосходство над другими и не считаю никого равным себе. (Колхозница страстно обнимает рабочего.) Когда-нибудь моё имя прогремит в человеческом зоопарке и я буду великодушно оценен моими потомками. (Колхозница встаёт на колени. За их спинами материнским огнём загорается красноватое изображение серпа и молота.) Так, я обеспечу себе славное бессмертие, данное мне разрывающим актом воспаленного представления.
Мертвецы, наблюдая за этой сценой, всячески прыгают. Затем, наиболее белый из них не выдерживает и набрасывается на интимности. Мертвецы поедают рабочего и колхозницу. Затем, с христианской любовью, они собирают кровь в тазики и обвешиваются кусками мяса. Звучит "Танец с саблями" Хачатуряна, под который милые труповидные обливают друг дружку тазиками и с великой радостью перекидываются пролетарским мясцом.
Мертвый маленький буржуа: Вот и отчебурашились, нылтики.
Мертвецы навсегда покидают и завод имени Лихоедова. Прощаясь с машинами по переработке биосырья, на выходе они встречают очень сальноватого христианина в черном платье.
Усатая ряска: Мёртвые сограждане, осмотритесь и вы увидите свои оценки: нет ни одного живого, кто мог бы причесать ваш аппетит. Я освобожу вас от голода, как некогда освободил нас еврейский мальчик. Целуйте же руце мои и исцелитесь.
Мертвец в белой рясе: Какие ещё руцы, ишак ты покусанный?
Мертвец с двумя амбразурами: Ну ты, уроженец небеси! Ты прикрой своё облегающее суцно и битку стачивай, гнилья безлошадная!
Усатая ряска снимает платье, показывая всем свои выпирающие от обжорства кости. Мертвецы решают, что есть тут уже бесполезно и отдают ряску на поедание умершему божку. Пусть отец отведает сына, как сын отведал матерь свою. Выйдя в зал, мертвецов встречают люди в военной форме и с возгласами требуют пройти обратно на сцену.
Безногий младший офицер: Не зря говорят, что все мы со временем прирастаем к земле.
Мертвец без ручонок: Я, помню, когда вешался, стакан испод меня высморкался, я и свалился на пол со шнуром на шее. Глаза открываю - а там возлюбленная моя сидит на каком-то преподавателе немецкого. Я подхожу к ним, спрашиваю: "У вас всё в порядке? Вашей жизни ничего не угрожает?". Они только отвернулись к ковру и дальше лудятся. Я беру топор и... и с тех пор мою любовь никто не видел.
Безрукий старший офицер: Ты чего, убил её что ли?
Мертвец без бочонок (невзначай, натирая шею): Нет, убил-то я себя.
Хор Мертвецкого (ловят верхушки и подбадривают всех самоубийц в зрительном зале):
Мы были невинны, не знали постели
Она была ангелом в теле!
Но тут я узнал, что меня обманули
И мы вместе боженьку съели!
Мертвецы в сопровождении офицеров пребывают в психиатрическую здравницу им. Ростанцовского.
Хор Мертвецкого (переодеваются во врачей):
Все мы пьяны и жизнь неинтересна,
Наш путь к безумию ребячится давно-о-о-о!
Возьмем орудия для праздника убийства,
И завершим людское небытьё-ё-ё-ё!
Один из живых врачей обсуждает с офицерами процесс сошествия бога на подиум. Он достаёт из волос большой мегафон и провозглашает вечные слова истины: "Внимание! Объект начинает работу, всем покинуть опасную зону и уйти в укрытие. До команды отбой из укрытия не выходить. К бою, к бою! Заряжай, заряжай! Огонь по готовности, огонь по готовности!". Звучит сигнал тревоги.
Мертвец в виде фужера: Я предлагаю свою кость в качестве фитиля.
Офицер без платья: Я предлагаю свои впитывающие кровь погоны.
Мертвенный офицер: Я предлагаю щебень, из которого состоит наша армия.
Офицер без смерти: Я предлагаю всё человеческое слабоумие.
Мертвецы, врачи и военные собирают из коек огромный полигон и приготавливаются к подрывным испытаниям.
Мертвец в окопе: Помню, на войне когда были, у меня носки посоветовались, а я как раз дочь в виде вафлей из Ичкерии получил.
Офицер (лёжа на мертвом враче): Говорят, что перед смертью человек обращается в прекрасное и чистое создание. Я, помню, когда давил одного южного мальчика, он мне что-то поэтически напевал. Потом весь красной пеной обзавелся, хрипит, кувырится, я его к богу и отпустил, пусть натоптыши ему постругает.
Офицеры устанавливают взрывчатое вещество в количестве ста пятидесяти килограмм чистого сливочного масла.
Офицер без тела (разливает всем по рюмашке): Уважаемые мертвые. Ранее, именно в этом месте моя бабушка брала Рейхстаг своей булочкой. У меня остались только приятные воспоминания о её запахе по утрам, особенно когда она опарашилась в божью утку. Время проходит, а бабушка всё не стареет. Я много раз закапывал её труп, но даже через груду земли её голос постоянно прорывается на спертый воздух: "Победа! Победа, товарищи, мы будем жить!". Вот же старая кладовщица. Ей-богу, уважаемые, у нас с ней было-то всего несколько раз, я более к ней не ходил, всё деду оставлял. Он всё-таки человек в возрасте.