— Иди, иди,— сказала Тоня.
Костя одарил на прощание экспромтом:
Белокурая нимфа литейного цеха,
Антонина, тебе я не буду помехой.
Посмотрел на Жанну и ушел.
— Ты кому про селитру рассказывала?
— А что, нельзя про нее рассказывать?
— Божий одуванчик ты, Жанна.
Жанна надулась.
— Откуда мне знать, что вы тут с Тесовым мудрите? Мне дела нет.
— Так кому ты рассказывала?
— Да никому не рассказывала!. Вот ей-богу...
Конечно, это растрепался Валя. Он ходил именинником, каждому встречному все объяснял и подсчитывал экономию в масштабах Союза.
— С тобой связываться,— рассердилась Тоня,— самой в петлю лезть.
— Чего ты паникуешь? Все же получилось!
Поди объясни ему.
— Завтра начнем новую емкость,— сказала Тоня,— там щелок нормальный. Переходим на старую рецептуру. Без селитры. Порезвились — и хватит.
Все бы сошло, если бы не Гринчук. После вчерашних двух рюмок у нее ныло сердце. В такие дни Гринчук становилась невыносимой. Отпрашиваться у Тони она не могла: получилось бы, будто после вчерашнего вечера она считает Тоню обязанной. К врачу обращаться тоже не хотела: врач накричал бы за водку. Упреки Гринчук не переносила. И в ней начала бродить беспредметная злоба. А тут еще Жанна велела ей вместе с напарницей притащить мешок селитры. Права свои Гринчук знала. Селитра в нормативах не записана, таскать ее она не обязана. Кроме того, сколько она работает на бегунах, селитру в замес не давали. Это все блажь Тесова. Гринчук не стала спорить с Жанной, просто за мешком не пошла и крутила замесы без селитры.
После обеда стержни стали расплываться и разваливаться. Линия блока делала только брак. Начался скандал.
Тоня и Валя проверяли лабораторные анализы и материалы, но причину брака найти не могли.
Как раз накануне на завод приехал Рагозин. Главк искал резервы, чтобы увеличить план. Сборщикам не хватало моторов, моторщикам не хватало литья. Рагозин послал одного из своих инженеров в литейный цех, и тот увидел гору бракованных стержней блока. Главного металлурга и Важника по этому поводу вызвали к директору. Участком Тони неожиданно заинтересовались все.
Теперь появился Корзун, который до этого два дня обходил стержневой участок стороной. Тоня ждала, когда он заговорит, со страхом чувствуя, что взорвется от первого же его слова.
— Антонина, что вы тут с Тесовым намудрили? Какие-то эксперименты устраиваете?
— Какие?
— С селитрой.
— А ты не знал?
Она снизу вверх смотрела на неподвижное его лицо, всегда надутое, всегда сохраняющее выражение брезгливой отрешенности от собеседника, и сорвалась:
— Иди ты!
И побежала от него, спасаясь от собственной злости.
Под площадкой бегунов стояли нетронутые мешки с селитрой, и Тоня наконец все сообразила. Она поднялась по лесенке к Гринчук:
— Ты что же селитру не давала?
— А мне никто ее не принес.
— Ты понимаешь, что наделала? Посмотри на блок!
— Ну да, я наделала. А как мы всегда без селитры крутили?
— Эх ты, Галина..
Нужно было срочно разыскать Тесова. Тоня нашла его в комнате техбюро. За столом Корзуна сидел главный металлург Шемчак. Он поставил локти на стол и смотрел на свои молитвенно сложенные ладони. Валя сидел напротив и, избегая высказывать свое мнение, отчитывался о работе с ультразвуком. Тоня не решилась перебить и, чтобы оправдать свое присутствие, подошла к телефону, вызвала лабораторию. Одним ухом она слушала про результаты анализов, другим — Валин рассказ. Валя заметил, что начинает по привычке залезать в теорию, и замолчал.
— Что с селитрой? — спросил Шемчак.
— Решил я попробовать одну штуку, Сергей Владимирович...
Неслышно вошел Корзун, присел сбоку.
Тоня закрыла рукой трубку и, словно бы не замечая напряжения мужчин, весело крикнула Вале:
— Ты знаешь, в чем дело? Гринчук, оказывается, сегодня селитру не давала. Совсем не давала! Ну а щелок-то был уменьшен...
От неожиданной радости Валя забыл про ультразвук:
— Так... Так, Сергей Владимирович! Я ж говорил, верное же дело!
— Потому и ультразвук туго внедряется,— сказал Шемчак Корзуну и почти с сочувствием посмотрел на Валю.— И рацпредложение по селитре написал?
— Почему же не написать...
И вдруг лицо Шемчака изменилось. Тоня почувствовала, что сейчас произойдет что-то нехорошее, быстро отвернулась и сказала в трубку:
— А? Повтори, пожалуйста.
И услышала, вздрогнув, как Шемчак ударил кулаком по столу:
— Безграмотность и самомнение! Корзун, чтобы завтра этого человека в цехе не было!
— ...двенадцать, одиннадцать, двенадцать,— повторяла Тоня в трубку, как будто она ничего не слышала, чтобы Вале не было стыдно перед ней.