— Знакомая… Катей зовут.
— Ну что ж, тогда давай закурим на радостях.
Все свернули по толстой цигарке и задымили, наслаждаясь табаком.
В субботу по всем камерам была произведена уборка и параши опрысканы карболовкой. Заключенных группами водили в баню, наголо постригли, выдали по кусочку мыла и чистое белье.
— Видно, начальство высокое приедет, — говорили матросы. — В таких случаях всегда авралят.
В воскресенье надзиратели стали вызывать заключенных в контору. Одним из первых пошел Иустин. Вернулся он рассерженным.
— Патронессы какие-то из общества защиты канареек, — с презрением сказал он. — Халаты раскрахмаленные, чепчики топорщатся. «На что жалуетесь? Какие претензии? Как себя чувствуете?» — «А вы что, Керенскому будете докладывать? — спрашиваю я. — Много он вашей сестры развел. Нам бы хоть десяточек для прогулок прислал». — «Как вам не стыдно! А еще моряк революционного флота! — говорит самая молоденькая. — Мы из Красного Креста». И показалось мне, будто я ее где-то видел прежде. А другая головой качает и вроде сожалеет: «Эх, морячок, морячок, видно, мало мать тебя в детстве секла!» И сует мне, словно кухаркиному сыну, какой-то кулек. А тут еще подхалим Васкевич ввязывается: «Не обращайте внимания, это же анархист из анархистов…» Ну, я его, конечно, обласкал по-флотски, вытряхнул все из кулька, надул его, хлопнул об ладонь так, что все вздрогнули, и ушел.
Другие заключенные возвращались из конторы повеселевшими и довольными.
— Чего Иустин выдумывает! — говорили они. — Симпатичные дамочки. И не игрушки выдают, а дельное. Сгодится нашему брату.
В их кульках были конверты, бумага для писем, туалетное мыло, махорка, курительная бумага, спички и леденцы.
Вскоре Кокорев услышал, как коридорный прокричал его фамилию. Не поверив, он переспросил:
— Меня?
— А то кого же? Живо в контору.
В тюремной конторе были распахнуты двери в соседнюю большую комнату. Там виднелся длинный стол, заваленный кульками, и две женщины в ослепительно белых халатах. Вася вгляделся в них и остолбенел: это были тетя Феня и Катя. Боясь, что он движением или возгласом выдаст их, они заговорили одновременно, приглашая его к столу.
«Умышленно не узнают, — понял юноша. — Но не слишком ли у них взволнованны голоса и лица?»
Катя, потрясенная его по-арестантски остриженной головой, бледным и голодным лицом, на котором выделялись трогательно жалкие юношеские усики, готова была расплакаться.
Василий, сделав несколько шагов, пристально взглянул в глаза девушки, стараясь прочесть в них, увидеть то невидимое, что угадывают и замечают лишь очень близкие люди.
«Милый, родной! Ну как тебе здесь? — как бы спрашивал ее взгляд. — Скажи. Я готова на все. Но будь осторожен».
— Вы не больны? — спросила тетя Феня.
— Не знаю, — ответил он.
— У вас очень истощенный вид. Тюремный врач осматривал?
— Нет.
— Пройдите к нашему.
Катя взяла его за руку и повела к женщине в пенсне, сидевшей за небольшим столиком у окна. По пути она стиснула ему запястье и предупредила:
— Докторша наша. Можешь говорить свободно… Нас интересует, как вас схватили и в чем обвиняют.
Докторша, взглянув на Кокорева сквозь пенсне, задала обычный вопрос:
— На что жалуетесь?
Тетя Феня в это время громко заговорила с глуховатым заключенным. «Их голоса заглушают мой», — сообразил юноша и ответил:
— Жалуюсь на Мокруху, — а тихим голосом добавил — Шпик в сговоре с церковным сторожем и начальником милиции Сенного рынка подстроил наш арест… Бывает, по ночам не сплю, кашляю… В протоколе обвиняют в нападении на офицеров, ограблении церкви и убийстве. Но мы его не подписали… Часто кружится голова… Найдите свидетелей. Там был Дементия брат, моряк с бородкой, и еще какие-то авроровцы…
— Потеете? Бывает жар? — допытывалась докторша.
— Бывает. Скажите, что нового на воле?
— Снимите рубашку!
Пока докторша выстукивала и выслушивала Василия, Катя, повернувшись спиной к сидевшим в отдалении надзирателям, торопливо шепотом сообщила:
— Существуем полулегально. Только что прошел Шестой съезд партии… Будем готовиться к восстанию. Постараемся вас выручить.
— Что с отцом?
— Было ужасно… приговорили к расстрелу. Свалили вину за отступление…
— Оденьтесь, — сказала докторша. — Сейчас я выпишу рецепт. Общество Красного Креста пришлет вам лекарство…