Старик, видя, что ему не с кем будет посудачить, сердито раскурил трубку и, кряхтя, поднялся с табуретки.
— Пойти спать, что ли? — ни к кому не обращаясь, сказал он.
В это время наверху задвигали стульями. Дворник прислушался.
— Чего это сегодня в Думе? — спросил он.
— А ну их, работать остались… Уходили бы скорей, а то опять придется ночью убирать, — с притворным недовольством проворчала Катя.
Она проводила старика до дверей и, убедившись, что он поплелся к себе, вернулась к главному подъезду. Дверь оказалась захлопнутой на замок. «Значит, все собрались», — решила она, и ей стало вдруг неспокойно.
На всякий случай она открыла в первом этаже окно, через которое товарищи могли бы выпрыгнуть в глухой угол сада и скрыться через забор в переулке.
Сверху послышался шум сдвигаемых стульев.
«Началось», — подумала Катя.
Осторожно обойдя комнаты нижнего этажа и еще раз убедившись, что там никого нет, она вернулась в кухню и поставила на плиту чайник.
В те дни настоящий чай был редкостью. Его берегли, но Катя на свой риск решила напоить чаем собравшихся товарищей. Она собрала все стаканы, их оказалось больше дюжины. Сахару у нее было лишь несколько кусочков. Девушка подсластила четыре стакана и на подносе понесла наверх.
Лестница скрипела, Катя старалась ступать как можно легче. Она прошла по темному коридору и остановилась у дверей. Из комнаты доносился чей-то бас:
— Оружия, правда, маловато, Владимир Ильич, но на нас можете рассчитывать, не подведем…
«Владимир Ильич!.. Ленин здесь, — обрадовалась девушка. — Значит, заседание действительно очень важное».
Она постояла немного. И как только выступавший кончил говорить, толкнула дверь и вошла.
В комнате было не очень светло. Горела лишь одна висячая лампа. Владимир Ильич устроился в дальнем углу за маленьким столиком. Вокруг него сидели и стояли товарищи. Все очень обрадовались, увидев на подносе стаканы с дымящимся чаем.
— Только без сахару, — виновато сказала Катя.
— Ничего, ничего, у нас свой есть, — ответило несколько голосов, и руки протянулись к подносу.
Когда Катя пришла со второй порцией чая, выступал Феликс Дзержинский. Девушка узнала его по особому разрезу глаз. Ей довелось его слышать на митинге, но тогда он был спокоен, а сегодня горячился, обвинял кого-то из присутствующих в капитулянтстве, в желании без конца отступать. Катя невольно подумала: не слышен ли его голос на улице! Она спустилась вниз, накинула на себя пальто, платок и вышла в сад.
С беззвездной вышины сыпалась ледяная крупа. Дорожка стала слякотной. Порывами дул ветер. Все заволокла такая темень, что в пяти шагах ничего нельзя было разглядеть.
Катя остановилась под окном и прислушалась. Сверху иногда доносились невнятные голоса, но о чем там говорили, она понять не могла.
Окна были хорошо завешены, только в одном месте через узенькую щелку проникала бледная полоска света. Катя, осторожно шагая, обошла вокруг дома.
Нигде никого. Даже сердитый сторожевой пес спал, забившись в свою конуру.
Катя решила оглядеть дом с улицы, вышла за калитку и пошла вдоль ограды. На углу она остановилась, прислушалась. Улица казалась вымершей, только на другой стороне мелькнула и будто прижалась к забору какая-то темная фигура. «Не Аверкин ли?» Кате сделалось страшно. Она чуть ли не бегом вернулась назад, захлопнула тяжелую, набухшую калитку и с колотящимся сердцем стала вслушиваться — не гонится ли кто за ней. И вдруг сверху до нее донесся громкий голос кого-то из заседавших. «Надо сказать, чтобы они были потише».
Катя поспешила в дом, поднялась по лестнице и распахнула дверь. Гурьянов увидел, что девушка не может выговорить слова, в тревоге спросил:
— Что случилось?
— Говорите не так громко, на улице слышно.
Сразу раздалось несколько голосов:
— Тише! Спокойней, товарищи.
Гурьянов вышел с Катей в коридор.
— Чего ты так перепугалась? — спросил он.
— Мне показалось, что на Муринском шпик.
— Пойдем посмотрим. Там наш патруль должен быть. Неужели прозевали?
Гурьянов накинул на себя пальто, надел шапку и вышел с Катей за калитку.
— Постой здесь, — сказал он, — я один пройдусь.
Минут через пять он вернулся.
— Свои, — успокоил он Катю. — Но ты все же поглядывай. Чуть что — вызывай меня.
— Хорошо, — шепнула она.
Вопрос о вооруженном восстании уже был решен, но люди не расходились. Они толпились в председательском кабинете, в коридоре и на лестницах.
Катя не думала о сне, она бродила вокруг дома, вслушивалась в вой ветра и всматривалась в темноту.