Премьер-министр собрал секретное совещание военных и потребовал принятия крутых мер. Командование округа было уверено, что до начала Всероссийского съезда Советов большевики не начнут восстания, так как не могут меж собой договориться о дне выступления. Поэтому решено было за день до съезда нанести сокрушительный удар: разослать приказ об аресте большевистских комиссаров, закрыть рабочие газеты, поставить усиленные караулы в государственных учреждениях, занять вокзалы, развести в городе мосты и, вызвав войска с ближайшего фронта, двинуть их на штурм Смольного, где обосновался Военно-революционный комитет.
ГДЕ ЖИВЕТ КАТЯ?
Кокорев два дня не поднимался с постели. Бабушка поила его горячим отваром липового цвета, ставила горчичники, кормила тертой морковью и крепким бульоном.
На третий день, когда Игнатьевна ушла в очередь за хлебом, в каморку заглянул Ваня Лютиков. Он был еще бледен, но по насмешливым глазам чувствовалось, что молодость взяла свое — юноша оправился после голодовки.
— Еще н-не очухался? — спросил Лютиков, остановившись у порога. — А я уже в-вчера выскакивал. Показалось, б-будто один из тех, что из церкви стрелял, по нашему п-переулку шел. Он и сейчас на углу, из вашей кухни видно.
Василий живо поднялся, натянул на себя брюки и вышел в кухню. От быстрых движений у него закружилась голова. Боясь упасть, он ухватился за Лютикова.
— Т-ты что? — встревожился тот.
— О половик зацепился, — соврал Василий. — Ну, где этот твой?
— В-вон около Полуефима стоит.
На углу Чугунного переулка в тележке сидел безногий солдат, продававший открытки, песенники, леденцы и подсолнухи. Война его, по солдатскому выражению, «окоротила», поэтому инвалида звали не Ефимом, а Полуефимом. Около его лотка стоял невысокий человек с продолговатым подбородком и с непостижимой ловкостью щелкал подсолнухи. При этом незнакомец исподтишка поглядывал по сторонам и о чем-то разговаривал с солдатом.
— Да, — согласился Василий, — вроде наш пленник… Он в ризнице тогда переодевался. Надо последить за ним — чего он тут высматривает? Ты сам не показывайся, а подговори наших мальчишек. Возьми самых шустрых, пусть издали понаблюдают. Если подозрительный, Деме скажи.
— А ты что же?
— Мне на Выборгскую нужно… дело там. В общем, в клубе вечером буду.
— П-понятно, — улыбнулся Лютиков.
Кокорев смутился. Но что он мог поделать с собой? «Катя не знает, что я вышел из тюрьмы, и тревожится, — думалось ему. — Надо обязательно показаться, и как можно скорей».
Когда Лютиков ушел, Василий причесался, оделся потеплей и вышел на улицу.
Подозрительного человека на углу уже не было. Полуефим, в ожидании покупателей, со скучающим видом сам грыз семечки.
Подсолнухи в те дни были ходким товаром. Людям, лузгавшим их в очередях, на митингах и в трамваях, казалось, что они утоляют голод. Шелуха от семечек трещала под ногами везде.
Вася тоже купил стакан жареных подсолнухов и поехал на Выборгскую сторону.
Подойдя к Катиному дому, он поднялся на второй этаж и здесь на двери пристанской квартиры увидел сургучную печать.
«Не арестована ли?» — встревожился юноша. Он спустился во двор и заглянул в подвальное окно бабушкиного жилья. Там все вещи стояли на прежних местах. «Переселились, — понял Вася, и от этой мысли стало легче дышать. — У ворот, что ли, подождать ее? Впрочем, чего я боюсь? Надо пойти узнать».
Он прошел в подвал и в кухне застал двух женщин — молодую и старую.
— Вы не скажете, когда Катя будет дома?
Женщины с явным подозрением оглядели его. Молодая нехотя ответила:
— Ее здесь не бывает. Она переехала куда-то на Васильевский остров.
— Адреса ее не скажете?
— Не знаем, милый, не знаем, иди с богом, — уже не глядя на него, буркнула старуха.
«Вот так так! Даже адреса не хотят сообщить. Неужели Катя велела? Но по какой причине?» Вася почувствовал небывалую усталость: ноги вдруг одеревенели и не держали его. Боясь упасть, он невольно прислонился к стене спиной и закрыл глаза.
— Что с ним? Смотри… кровинки в лице не осталось, — услышал он встревоженный голос старухи. — Припадочный, что ли?..
— Ничего, не беспокойтесь… пройдет. Это после голодовки в тюрьме.
Подслеповатая старуха вгляделась в него.
— Да ты, никак, бывал у нас? К Катюше ходил… Васей, что ль, зовут?
— Да, Кокорев моя фамилия.