Расспросив о делах за Нарвской заставой, мужчина, носивший очки в металлической оправе, сказал:
— Первым делом вас к работницам придется послать. Завтра женский день. Пусть увидят, что путиловцы поднялись. Это им смелости прибавит. Кто из вас к текстильщицам пойдет?
— Ну, хоть мы, — согласились котельщики.
— Чудесно. А этих красавцев, — указал он на Васю с Демой, — к «Ландрину» пошлем, а потом на «Новый Айваз». У них и проводница под стать…
Он повернулся к девушке, сидевшей у окна.
— Забирай, Катя, своих.
Кокорев с Рыкуновым не ждали, что их пошлют с девушкой. Но возражать было неловко. Пропустив Катю вперед, они вышли за ней на улицу.
«Опозоримся, — досадуя, думал Дема. — Дядьке очкастому намекнуть бы, что выступать не умеем… Может, выручил бы. А с девчонки какой прок? У самой душа в пятки уйдет». На всякий случай он все же подравнял шаг с девушкой и спросил:
— А что нам на фабрике делать придется?
— Как что? — удивилась она. — Я вызову Самсонову, она работниц соберет, а вы речь скажете…
Услышав слово «речь», Дема даже присвистнул:
— Вот так раз! Какую такую речь?
— Самую простую, какая выйдет.
— А если собьемся или еще что?
— Не беда. Там все свои будут. Да и товарищ подскажет.
— Нет, уж пусть тогда он первым. Вася и книги читает, и язык у него подвешен…
— Что-то я не заметила, — покосившись в сторону молчавшего, сумрачно шагавшего Кокорева, засмеялась девушка. — По-моему, ваш Вася язык проглотил.
— Не горазды мы говорить, — заступился за товарища Дема. — Если бы кувалдой или кулаком — это пожалуйста. А речам не обучены. Вам-то, конечно, привычней… да и полегче женщине с женщинами. Может, выскажетесь за нас, а? Мы вам все растолкуем.
— Ну как я могу за вас? Я ведь тоже никогда речей не произносила.
Дема предложил вернуться к котельщикам и прихватить еще кого-нибудь, но Вася буркнул:
— Не надо, обойдемся без них.
Вскоре друзья почувствовали сладковатый запах конфет, распространявшийся по всей улице из окон высокого фабричного здания.
— Вот и «Ландрин», — сказала Катя. — Вы постойте здесь…
Она прошла вперед и скрылась в проходной.
— Ох, и оскандалимся же мы сейчас! — сказал Дема, с опаской поглядывая на фабрику. — Выбежит таких, как она, сотни две, а мы с тобой — ни бе, ни ме, ни кукареку.
— Тебе-то чего? Ты, по-моему, уже наловчился болтать. Без запинки всякую чепуху молол.
— Ага-а, завидно стало? Я, брат, сразу ее приметил, — признался Дема. — Вот, думаю, девушка, если б с такой подружиться — пешком бы не поленился сюда ходить.
Катя вернулась минут через двадцать.
— Все устроено, — сказала она. — Нас через проездные ворота пропустят. Они в упаковочной собираются, от каждого цеха по нескольку человек.
Высокие ворота оказались чуть приоткрытыми. В щель сначала проскользнула девушка, за ней бочком протиснулись и путиловцы.
Они прошли мимо сторожа и очутились в длинном складском помещении, где рядами стояли пестро раскрашенные жестяные банки, грудились ящики и пачки оберточной бумаги.
Здесь путиловцев уже поджидали работницы. Небольшая черноглазая женщина с белой косынкой на голове о чем-то пошепталась с Катей и предложила:
— Давайте начнем, а то еще Буркач сюда заглянет… И без шума, — предупредила она. — К нам путиловцы пришли. Зачем — они вам сейчас сами расскажут…
Черноглазая обернулась к парням и жестом пригласила подойти ближе.
— Говори первым, — подтолкнул Дема товарища.
Кокорев снял шапку и, приблизясь к сидящим, негромко заговорил:
— Товарищи женщины, нас прислали к вам тридцать тысяч путиловцев. Сегодня нас всех не пустили на завод. А за что? Сначала забастовало несколько мастерских. Потребовали принять на работу зря уволенных и повысить расценки. Директор завода — генерал Дубницкий — не стал слушать, прогнал наших делегатов и пригрозил закрыть мастерские. На такую наглость мы объявили забастовку по всем мастерским. А сегодня приходим к воротам и узнаем: получай расчет и иди куда хочешь. Вам нечего объяснять, что это значит. Да еще грозятся на фронт отправить. Мы воевать не боимся, не из трусливых. Только незачем нам за буржуев кровь проливать. Мы еще подумаем, кого бить следует…
У Демы Рыкунова даже рот приоткрылся от удивления. Вот так Вася! И где только таких слов нахватался? Наверное, все листовки запомнил…
Гордясь своим другом, Дема слегка выпятил грудь и, подбоченясь, стоял с гордым видом: глядите, мол, какие мы, путиловцы!
Женщины, поглядывавшие на него, невольно думали: «Ну, если там, на Путиловце, хотя бы тысяча таких здоровяков, держись тогда полиция — все разнесут. С такими и против казаков не страшно выйти».