В комнату пропустили забрызганного грязью самокатчика.
— Что скажете, товарищ? — спросил Владимир Ильич.
— Вы… вы и есть Ленин? — не мог сперва поверить самокатчик, но, видя, что все в ожидании умолкли, отбросил сомнения, решительно отстегнул клапан сумки, достал сложенный листок и, протянув его, коротко отрапортовал:
— Донесение!
— Благодарю, товарищ…
И Владимир Ильич протянул ему руку. Самокатчик смутился: никогда после вручения донесений начальники не приветствовали его. А тут вдруг благодарит Ленин! Солдат двумя руками схватил небольшую руку Ильича, сжал ее и радостно встряхнул.
Владимир Ильич взглянул на строчки донесения, выпрямился и торжественным голосом стал читать вслух:
— «Зимний дворец взят. Временное правительство арестовано, отведено в Петропавловку. Керенский бежал!»
Сразу же раздалось «ура», его подхватили в соседней комнате… И «ура» покатилось по Смольному.
Владимир Ильич вышел из комнаты и направился по широкому, переполненному красногвардейцами коридору в зал на митинг. Радостные бойцы, приветствуя его, расступались.
Бонч-Бруевич, шагавший позади, заметил, что Ильич не снял парика, он догнал его и предложил:
— Давайте парик, я его спрячу… может, еще понадобится.
— Ну, положим! — хитро подмигнув ему, возразил Ленин. — Мы берем власть всерьез и надолго.
МИР ВСЕМ НАРОДАМ
Повесив винтовку на плечо, Василий Кокорев проходил по ярко освещенным и богато убранным царским покоям, в которых толпились солдаты, блуждал по коридорам, по переходам и наконец понял, что во дворце, где более тысячи комнат и зал, не скоро найдешь Дементия.
Вспомнив о Кате, Кокорев пробился к главному выходу. На широкой лестнице из белого мрамора он увидел, как матросы сквозь толпу цепочкой выводили под конвоем арестованных министров.
Василий сбежал за конвоирами по лестнице, стороной обошел толпившихся у входа красногвардейцев и направился к арке Главного штаба.
Катя ждала его в условленном месте.
— Я вся застыла, — сказала она. — Думала, не придешь.
— Дема куда-то исчез.
— Дема здесь проходил, я видела, он матроса вел в перевязочную.
Идти домой не хотелось. Разве уснешь в такую ночь! И Катя предложила пойти к Неве.
Обогнув садик, юноша и девушка свернули на набережную и пошли к Зимней канавке. Навстречу им беспорядочно двигались отряды дружинников, солдаты, катившие по мокрым торцам мостовой пулеметы, и матросы. На Неве виднелись силуэты кораблей, сновали катера. Над стеной Петропавловской крепости, словно багровая звезда, светился сигнальный огонь.
— Не верится… с рассветом начнется новая жизнь! — сказала Катя. — Какая она будет? Я думала, когда власть станет нашей, — все люди подобреют и даже солнце начнет сиять по-другому. А сейчас — и радостно и тревожно. Юнкера говорили, что Керенский с утра уехал за войсками. Могут напасть ночью.
— Не беспокойся, врасплох не застанут. А мы теперь всегда будем вместе? — спросил вдруг Вася.
— Конечно.
Катя протянула ему руку.
Ветер не унимался, он рвал полы пальто и время от времени сек лица колкой ледяной крупой, но девушка и юноша не чувствовали холода. Им легко было шагать, тесно прижавшись друг к другу.
На Троицком мосту Катя вдруг заметила, что у Василия распахнута тужурка и расстегнут ворот рубахи. Она повязала его шею своим шарфом, застегнула куртку на все пуговицы и решительно сказала:
— Пойдем к бабушке. Я напою тебя горячим чаем.
— Но сейчас же ночь!
— Ночь прошла, скоро начнет светать. А бабушка встает рано.
И действительно, когда они постучались в подвальную дверь, бабушка уже суетилась на кухне у весело потрескивающей плиты.
— Откуда это вы, полуночники? — удивилась она.
— Погреться пришли, — ответила Катя.
— А отца-то видела, гулена?
— Он здесь?
— Как же, на съезд приехал. Выбрали, говорит, всей дивизией. Некогда было ему даже поесть, так с ружьем и ушел. Я постель приготовила, а его все нет и нет. Не на Лесную ли пошел?
— Я ведь дома не была, — призналась Катя.
— А где же ты всю ночь колобродила?
— Вот с ним министров из Зимнего выживали.
— Вам все хаханьки, а там, говорят, из пушек стреляли.
— Разве? — переспросила Катя. При этом она с таким лукавством взглянула на Васю, что он не удержался, и они вместе расхохотались.
— А ну вас, озорники! — притворно рассердилась на них бабушка. — Садитесь лучше за стол. Кроме бруснички к чаю, не обессудьте, ничего не будет.
Молодые гости с большой охотой пили горячий чай с брусникой и никак не могли утолить жажду. От кухонного тепла Катю так разморило, что глаза начали слипаться.