Вася налил второй стакан чаю, но допить не успел: с улицы послышался знакомый стук в стену.
— Вон дружку твоему не терпится! Хоть бы поесть-то спокойно дал.
Вася не стал слушать воркотню бабушки. Отодвинув недопитый чай, он поднялся, схватил шапку, куртку и, на ходу одеваясь, выскочил на улицу.
Дема ждал его хмурый.
— С отцом поругался, — сказал он. — В драку лезет. Не смей, говорит, против Ваньки Быка. Еще, чего доброго, дом из-за тебя спалит.
— И бабка моя ворчит. Не обращай внимания.
— Она у тебя по-иному. А ему церковники в уши жужжат. Если отец узнает, что я в партию вступил, — изувечит. Видно, мне придется, как Фильке, из дому уходить.
В мастерской было холодно и неуютно. Савелий Матвеевич сидел на корточках у наковальни и подсчитывал заготовки.
— Раздувайте горн, — велел он парням. — Живые деньги на земле валяются. Старый заказ еще не сдан, восьми поковок не хватает. До обеда закончим.
Ребята принесли древесного угля, коксу и принялись раздувать горн. Вскоре железные болванки, уложенные полукругом, стали нагреваться.
Большинство рабочих слонялось по цеху без дела. Работу им мог дать лишь мастер, а он почему-то не появлялся.
— Вот ведь шкура, — сказал пожилой кузнец. — Простому человеку никогда не сочувствует. О своей корысти только думает. На работу нанимаешься — взятку давай. Заказ хочешь повыгодней получить — тоже сунь. И в именины подарок неси, иначе настрадаешься, рублевки в день не заработаешь.
— На тачке вывезти такого! — предложил другой. — Нечего на него смотреть.
Когда появился мастер, его обступили возмущенные рабочие, высказали все, что думали о нем, затем вылили на взяточника ведро мазута, втолкнули его на тачку и вывезли на свалку.
Мастера в старокузнечном цеху заменил шестидесятилетний Никифор Белолед. Ему взялся помогать Савелий Матвеевич. Они оба прошли в конторку и не спеша вместе с учетчиком стали разбираться в накопившихся бумагах.
Минут через двадцать — тридцать к парням, заканчивавшим заказ без Лемехова, подбежал мальчишка-разносчик и прокричал:
— Кокорева в конторку!
Полагая, что Савелий Матвеевич сейчас заставит писать какие-нибудь наряды, Вася снял рукавицы и нехотя поплелся в конторку. Старики сидели за столом рядом, а учетчик что-то им объяснял, раскладывая бумаги на кучки. Увидев юношу, учетчик недовольно умолк, а Савелий Матвеевич взял со стола конверт, строго взглянул поверх очков на Васю и спросил:
— Кто же это тебе на завод пишет?
— Не знаю… никогда не писали.
Неумело распечатав конверт, юноша развернул письмо и, увидев на нем Катину подпись, смущенно покраснел.
— Это с Выборгской, — сказал он. — Мы на митинге у них выступали.
— Благодарность, что ли? — поинтересовался Савелий Матвеевич. — А ну, покажи.
И он протянул руку. Вася еще больше смутился:
— Да нет, девушка одна… Она нас на конфетную фабрику водила.
Савелий Матвеевич укоризненно покачал головой.
— Хороши! Едут по серьезному делу, а в голове только свое: как бы девушек захороводить.
Вечером парни поехали на Выборгскую сторону. Кокорев быстро отыскал Катин дом, вдвоем они вошли во двор, но постучать в подвальное окно не решались.
— А вдруг не она здесь живет? — сказал Дема.
— Как не она? Я хорошо помню.
— Ну, если помнишь, стучи.
— А может, действительно не она? — стал сомневаться и Кокорев. — Давай лучше войдем в квартиру будто по делу и письмо оставим.
— Ну что ж, пиши.
Пристроившись у поленницы, Вася принялся писать записку, а Дема со скучающим видом разглядывал двор.
За этим занятием их и застала Катя Алешина. Узнав парней, девушка растерянно остановилась и почувствовала, как жарко запылали ее щеки.
— Вы? Вы как здесь очутились?
Парни тоже смутились.
— Мы пригласить вас хотим, — смущенно сказал Дема. — У нас в воскресенье клуб открывается. Придете?
— Спасибо, — поблагодарила девушка. — Но вы, может, подождете минутку? Я только с завода… вымыться не успела. Побудьте здесь, мы вместе к Наташе сходим.
Она сбежала по ступенькам в подвал и скрылась за дверью.
Бросив на кровать пальто, Катя помчалась на кухню и, вернувшись с застрявшими бусинками воды в волосах, стала торопливо переодеваться.
— Куда ты, шальная? — спросила бабушка. — Все-то у вас спешка. Супу хоть поешь.
— Некогда, бабуля, потом.
Проворно натянув на себя праздничное шерстяное платье и вместо рабочих ботинок надев туфли, Катя подбежала к зеркалу.