— Не беспокойтесь, я обожду, — вежливо ответил интендант, а недобрый взгляд его как бы говорил: «Знаю, как ты отдашь, шпик проклятый!» При этом он состроил гримасу, похожую на улыбку, щелкнул каблуками и поспешил уйти.
Возвращаясь на свое место, Аверкин был доволен собой. На радостях он выпил большую рюмку коньяку и закусил ломтиком лимона.
Когда Аверкин уже заканчивал обед, появился посыльный, принесший назад корзинку с пирожками и фруктами.
— В чем дело? Не приняла?
— Никак нет, по адресу не застал, — виновато ответил парнишка в форменной фуражке. — Не проживают, говорят.
— Не может этого быть.
— Вот чтоб провалиться… темно там и… дверь заперта.
— Иди за мной.
Бросив на стол несколько кредиток, Аверкин взглянул на часы: было двадцать минут седьмого. Не ожидая официанта, он вышел из зала, оделся, взял извозчика и вместе с посыльным поехал на Выборгскую сторону.
В подвале, где жила Алешина, действительно было темно. Аверкин подергал дверь — она не открылась. «Странно», — подумал он.
— А ну, подожди меня здесь, — приказал Аверкин посыльному, а сам пошел к домовладельцу.
Тучный торговец скобяными товарами запомнил Виталия с первого прихода. Узнав, что сыщик по-прежнему интересуется Алешиной, он начал жаловаться:
— Нахально, без спросу переселились. Теперь от Урсакова житья мне не будет. Не знаю, как выкинуть их, бумажку какую-то от Совета получили. Загадят мне самую лучшую квартиру, Может, в суд на них подать?
— Не спешите, — посоветовал Аверкин, — а то вы кой-кого спугнете. Я сам скажу, когда надо будет тянуть в суд. И сам помогу, свидетелем буду.
Побаиваясь тайной полиции, домовладелец не стал возражать и дал согласие месяца два не тревожить неприятных жильцов.
В ПИТЕР НА РАЗВЕДКУ
Катиного отца, Дмитрия Андреевича Алешина, вместе с товарищами по ссылке в 1916 году взяли на военную службу. Месяца три их учили ходить строем, стрелять из винтовки, колоть штыком, рыть окопы, а затем отправили на Западный фронт.
Война была позиционной, лишь изредка между противниками возникала вялая перестрелка.
Февральская революция почти ничего не изменила в жизни фронтовиков: они лишь помитинговали в землянках, избрали свой полковой комитет и по-прежнему мерзли в окопах.
Солдаты так привыкли к спокойствию на передовой линии, что ходили по ходам сообщения не сгибаясь, а по вечерам ползком добирались к колючим ограждениям и перекликались с немцами:
— Эй, фриц! Что там у вас слышно насчет войны? Скоро кончать будем?
Кто-нибудь из германских солдат, кое-как умевших говорить по-русски, негромко отвечал:
— Иван русиш! Не бойся офицер, довольна война, я воевать не хочет.
Так прошел март, апрель. Уже всюду растаял снег. Солдаты брали с брустверов комки нагретой солнцем земли, растирали их в пальцах и говорили:
— Время самое пахать да сеять.
Теряя терпение, многие из них приставали к членам полкового комитета с вопросами:
— Долго ли мы здесь будем вшей кормить? Когда нас домой отпустят?
А что те могли им ответить? Даже самые грамотные с трудом разбирались в делах, творящихся в стране.
В мае солдат, отошедших в тыл на отдых, неожиданно собрали на митинг. Из армейского комитета приехал агитатор, видимо штабной офицер. Он носил хорошо сшитую шинель без погон и хромовые сапоги, не знавшие окопной грязи.
Агитатор начал свою речь с заискивающей душевностью:
— Я вас очень хорошо понимаю, братцы. Все вы ждете конца войны, мечтаете о доме, о любимых. Но сейчас, к сожалению, нельзя об этом думать. Мы не можем вот так взять да разойтись по городам и селам. Враг вероломен и лют. Германцы ворвутся на русскую землю, затопчут нашу честь и свободу…
Слушая его, солдаты думали: «Верно говорит, войну вроде нельзя кончать». А сердце противилось: «Из-за чего драться-то?» Один из пехотинцев выкрикнул:
— Немецкие солдаты тоже войны не хотят!
— Не верьте обманщикам! Колбасники хитрят, надеются на легковерных простаков, — убежденно ответил агитатор. — К тому же как мы покинем своих братьев союзников — французов и англичан? Русские всегда были верны своему слову. Неужто на этот раз покривим душой и осрамим свой флаг? Да никогда!
— Может быть, понадобится только последнее усилие, — говорил он, — мощный удар с двух сторон — и австро-германские войска будут разбиты. Надо готовиться к летнему наступлению. Только победа принесет мир и счастье.
Солдаты растерянно переглядывались.