- Вы бы хоть предупредили, что приедете, - сказала она и заулыбалась. - Я бы тесто на пироги поставила... Проходите!
Я вошла первой. Скользнула рукой по выключателю, но свет не загорелся: перегоревшую лампочку я так и не заменила, точно. Ладно, в следующий раз...
- Привет, ба. Это Ю-рен.
- Здравствуйте, - сказал Ю-рен.
Бабушка лукаво покосилась на него, потом снова посмотрела на меня.
- Эх, вы... Есть хотите?
Есть мы хотели.
- Погодите в комнате! - сказала бабушка и поспешила на кухню, не дожидаясь нашего ответа. Ходила она смешно: переваливаясь, как уточка на пляже. Вообще бабушка была совсем еще не старой, но, невысокая, пухленькая, одетая в длинную темную юбку и кофту с расшитой грудью, с платком на плечах, она выглядела настоящей бабушкой, какими они представляются в сказках. Картину завершали большие очки в роговой оправе и пучок седых волос на затылке. О том, что очки она носила для удовольствия, а волосы у нее были седыми с рождения, мало кто знал. И зубы у нее были прекрасные, и не болела она никогда. Если приглядеться к ней, можно было увидеть хитрую девочку лет пятнадцати, играющую роль недалекой добродушной старушки.
- Пойдем, - сказала я Ю-рену и потянула его за собой.
Бабушка жила в маленькой квартире из двух комнат, кухни и крохотной прихожей. Все стены здесь были оклеены одинаковыми желтыми обоями, а потолки побелены. Маленькую комнату, которая находилась рядом с кухней, бабушка занимала сама. Сколько я себя помнила, здесь всегда царил полумрак: старые красно-оранжевые шторы неизменно наполовину закрывали окно, за которым росла лиственница, едва пропускающая свет. В бабушкиной комнате стоял диван, над которым висели книжные полки. Противоположную сторону занимал шкаф со стеклянными дверцами; сквозь них было видно, что и эти полки забиты книгами, но при этом я никогда не заставала бабушку читающей. Около дивана стоял табурет, на нем теснилась всякая нужная мелочь: графин с водой, будильник, коробочка с нитками и иглами, кружка с отбитым краешком, очечник, специальная тряпица, чтобы протирать очки, и много чего еще. На крашеном дощатом полу лежал лоскутный коврик. Показав Ю-рену эту комнату, я повела его в другую.
Другая комната, располагавшаяся напротив, была меньше, но светлее и считалась моей. Здесь у левой стены стояла моя кровать, накрытая серо-розовым покрывалом, а у правой стоял секретер с откидывающейся панелью, которая превращалась в стол. Пол был голым; на полу под кроватью валялся мой старый школьный рюкзак, но его не было видно. За дверью был шкаф, на шкафу сидела лохматая рыжая обезьяна - моя любимая детская игрушка. В углу на случай необходимости работы за секретерным столом стоял круглый стул с регулирующейся высотой, какие обычно ставятся на сцене около рояля или фортепиано. Штор на окне не было, а подоконник был узкий, пустой, облупившийся. Из-за того что комната была светлее, казалось, что она располагается парой этажей выше, чем сама квартира. Взгляд ненароком искал лестницу, которой не было.
Когда я привела Ю-рена в свою комнату, он сел на кровать.
- Как тебе бабушка? - спросила я.
Он ненадолго задумался, потом спросил:
- Она из первого поколения, да?
Я кивнула.
- Значит, у меня это и по материнской линии тоже? Надо же, ни одного шанса стать нормальным... - Ю-рен наклонил голову, уставился в пол. А потом, как-то разом напрягшись, он быстро-быстро заговорил: - Знаешь, я думаю, когда я появился на свет, отец забрал меня, но у него не было возможности ухаживать за ребенком. Поэтому он нашел пару контрактников, которые согласились стать моей семьей на первое время. Может быть, он даже помог им изменить условия контракта - срок переработки, например. А потом...
Он вдруг замолчал. Я молчала тоже, но он не заговорил снова, и я спросила:
- Ю-рен... Это так важно?
Он поджал губы, задумался. Смотрел он куда-то вниз и в сторону.
- Не знаю. Нет, наверное. Но мне хотелось бы понять...
- Понять что?
Он поднял голову, посмотрел на меня.
- Понять, почему он забрал меня у матери. Меня забрал, а тебя оставил. Почему вообще нас разлучили, почему они сами расстались. У меня не было матери...
- А у меня не было отца. Что с того?
- Ты знаешь?
Я покачала головой.
- Нет. Прости.
- А бабушка? Она знает?
- Может быть.
- Ты никогда у нее этого не спрашивала?
Я вздохнула. Разговор мне не нравился. Как будто бы нельзя было поговорить о чем-то другом!
- Я спрашивала. Она говорила, что не знает. Я в это не верю. Но другого ответа она никогда не давала.
- А... мама?