И тут меня осенило.
Я подняла голову и посмотрела на бабушку. Да, постаревшая, да, изменившаяся, но это была женщина с фотографии. А те дети вместе с ней... Неужели...
- Это ты, да? - спросила я, слыша свой вмиг охрипший голос словно со стороны. - И с тобой там... они...
Бабушка осторожно вынула снимок из моих трясущихся пальцев и аккуратно положила в плотный желтый конверт. Потрясла им в воздухе, сказала:
- Только ему не говори пока. Рано еще. Пусть хоть чуток поживет спокойно.
Я невесело усмехнулась - совсем как Ю-рен, поймала я себя на мысли.
- Спокойно он жил, пока меня не встретил. Теперь уже поздно. И зачем ты мне только о нем тогда рассказала?..
Бабушка покачала головой. Она выпрямилась, стала серьезной и какой-то далекой-далекой, словно я смотрела на нее с другой планеты.
- Пожалела тебя, - сказала она. - Ты ж одна совсем осталась, чего уж меня считать. Ну а я бы не сказала - тогда что? Вот так встретились бы, только думали бы, что чужие друг дружке. Наделали бы... глупостей... и чего? Потом знаешь как своих детей бы мучили, как бы чего такого не вышло... Эй, ну ты чего, чего ты! Не реви! Ишь, реветь надумала... Вытри нос, тебе говорят! Эх, ты, слабосильная...
Я всхлипнула, вытерла нос ладошкой. Не очень-то это и помогло. Слезы заливали глаза, я стащила с батареи тряпку, попыталась вытереть лицо. Я и сама не знала, чего я ревела. Ничего страшного не случилось, да и то, что я поняла, вовсе не было страшным. Но слезы текли ручьями.
- Спасибо, - прошептала я, шмыгая носом.
- Да пожалуйста, - ответила бабушка, стараясь казаться грубой - она вообще не терпела всяких сантиментов. Унося с собой желтый конверт, она вышла из кухни и скрылась в комнате, а я еще долго сидела в сумерках, вдыхая сладкий запах поспевающего теста.
5. Перед рассветом
Около полуночи в дверь бабушкиной квартиры постучали. Я встрепенулась и снова чуть не упала со стула, потому что слишком долго сидела неподвижно и ноги затекли.
- Это к тебе, - тяжелым голосом произнесла бабушка из-за стенки. - Иди открой.
Я кое-как выбралась из-за стола и, прихрамывая на обе ноги и опираясь ладонями о стены, словно покалеченный в бою солдат, пошла открывать дверь.
На пороге стояли мои друзья - мальчишки и девчонки.
- Привет! - сказал один. - Пошли костер жечь! И его бери с собой, - он кивком головы указал за мое плечо. Я обернулась и увидела Ю-рена; сонный, он стоял в коридоре, зябко кутаясь в бабушкин плед. Желтоватый свет лампы, зажженной в комнате, подсвечивал его фигуру со спины.
- Это Ю-рен, - сказала я. - Подождите внизу, мы сейчас спустимся.
- Кто это? - спросил Ю-рен, когда я закрыла дверь.
- Мои друзья, - ответила я. - Зовут на костер.
- На костер?
- Ну да. Это здорово - посидеть ночью у костра. Пойдем, тебе понравится.
Ю-рен влез в куртку с неохотой, но потом его настроение улучшилось - потом, когда наша компания из пяти человек, миновав несколько дворов, вышла на старый пустырь, где уже весело горел костерок и около огня сидело еще человек шесть. Я познакомила Ю-рена со всеми; ребята сдвинулись, освобождая для нас место на бревне, располовиненном по длине. По другую сторону от огня сидеть можно было на лавочке, сделанной из четырех кирпичей и доски. Один из моих приятелей - тот, что говорил, когда они пришли за нами, - устроился на старом автомобильном кресле, а кто-то сидел или полулежал прямо на земле. Ребята лущили семечки, болтали, потом мы жарили черный хлеб, колбаски и зефир, запивалось это все простой водой, набранной дома в пластиковые бутылки. Ю-рен сидел, укутавшись в куртку и обхватив руками колени - совсем как я недавно на кухне - и почти ничего не говорил. Но, время от времени оглядываясь на него, я замечала, что ему нравится. Прислушиваясь к милой ерунде, которая обычно составляла наши разговоры у костра, и глядя на пламя, он наверняка думал о чем-то своем, но не уходил в эти мысли настолько глубоко, чтобы перестать замечать все окружающее.