Своих спутников я нашла довольно быстро. Они были привязаны у стены лицами к морю и могли бы видеть его, если бы не забор. Девушка в синем платье была охвачена пламенем. Она кричала, горела, но не сгорала, не горело даже ее платье. Что происходило с парнем, я не видела, но он тоже кричал, а значит, его, скорее всего, тоже как-то мучили - может быть, ломали ему кости. Я повернулась и ушла - пусть разбираются сами.
Оставив их, я вернулась на ту часть территории, которая была разрушена взрывом. Все это время молодая женщина, прежде разыгрывавшая из себя экскурсовода, неотступно следовала за мной. Она говорила что-то умоляюще-увещевательное, я не вслушивалась. Руками она меня благоразумно не трогала, но ее болтовня надоедала. К тому же, если бы я позволила ей и дальше вести себя так шумно, она помешала бы осуществлению моих планов. Поэтому, улучив момент, я резко остановилась, обернулась, и она налетела на меня.
- Вам не позволят... - пролепетала она, порядком опешив. Но я не дала ей опомниться. Сбив ее с ног, я и вдавила ее затылок в песок, накрыла лицо ладонью. Как я успела заметить, глаза у нее были очень красивого ярко-синего цвета, совсем как платье на одной из моих сегодняшних спутниц. Какое-то время я продержала ее, прижимая ее голову к земле. Потом я отпустила ее и пошла дальше. Быстро опомнившись, женщина вскочила и побежала за мной. Но теперь она была безвредна.
Не помню, как мы шли в штаб. По всей видимости, нам никто не препятствовал, но я не могу быть в этом абсолютно уверена. Когда же я поднялась в дощатый домик на опорах, писарь и наблюдатель откозыряли мне, приняв за старшего по званию. Женщина, вошедшая вместе со мной, пыталась шуметь, кричать, но ее никто не видел и не слышал. Она даже не могла сбросить на пол ни одной вещи.
Я поинтересовалась, как проходит эксперимент, и наблюдатель начал мне отчитываться. Но тут вошел еще один человек в форме - очевидно, старший на этом объекте. Я про себя назвала его Командиром. Мы посмотрели друг на друга, и я поняла, что его мне обмануть не удалось. Я напряглась, готовясь сопротивляться, но человек не стал отдавать скоропостижных приказов. Он лишь махнул в сторону оторопело таращащихся на нас писаря и наблюдателя - занимайтесь, мол, своей работой - и тихо заговорил со мной.
Он говорил то же, что и все - что я могла бы сотрудничать с ними, приводить им других таких же, я могла бы занять высокий пост в их организации или просто жить свободно (разумеется, настолько свободно, насколько они мне это могут позволить) и даже безбедно. Я отказалась наотрез.
Женщина, свидетельница нашего разговора, с недоумением переводила взгляд с одного из нас на другого - кажется, до нее начало кое-что доходить. Я решила, что разберусь с этим потом.
Я сказала, что могу остаться жить у них, если они отпустят группу, с которой я пришла, и не станут пытаться командовать мной. Меня можно только просить - скорее всего, я выполню просьбу, даже если она неприятная. Конечно, если это касается только меня, ведь причинять вред кому-либо другому я не намерена. Немного подумав, Командир согласился, и мы пошли вдвоем прогуляться по берегу, чтобы обсудить детали.
Берег был уже пуст: все мои спутники исчезли. Даже те, что позволили себя пленить, уже покинули территорию. Серо-желтый песок, темно-синее море и бледно-голубое небо тремя слоями цвета лежали друг над другом, а мы с Командиром шли по пустому пляжу, по упругому от недавнего дождя песку с мелкими камушками. Он обдумывал, как возобновить прерванный разговор. Воспользовавшись этой паузой, я достала из внутреннего кармана белый конверт и протянула ему. Командир принял, открыл, торопливо прочел короткое письмо, бросил на меня полуизумленный, полуиспуганный взгляд, прочел еще раз и наконец уставился на меня с неподдельным суеверным ужасом.
- Здравствуй, папа, - улыбнувшись, сказала я.
Я хорошо помню, как он молча, не сводя с меня глаз, в которых ужас сменялся гневом, разрывал письмо - конверт вместе с вложенным в него листком - снова и снова, снова и снова. Потом он разжал пальцы, и белые клочки тут же унесло ветром дальше по берегу, в сторону Бывшего моста.
- Это твоя мать постаралась? - процедил он сквозь зубы. Его слова удивили меня.
- Я думала, во время зачатия обычно стараются оба родителя, - произнесла я и увидела, как на его скулах вздулись желваки. Я поспешно добавила: - Не сердись. Мне просто хотелось посмотреть на тебя... Ну и, конечно, чтобы ты увидел меня тоже. Чтобы ты знал, что я есть и какая я. Теперь, если хочешь, я уйду.