— Все! — сказал я бабе в коридоре. — Завтра напишу рапорт. Вы довольны? Вы счастливы, наконец? Теперь мне все равно. Устраивайте меня. Пристраивайте меня. В метро. В «Торгпиво». В городскую ассоциацию ассенизаторов! В хорошую семью!
— Тихо, — сказала баба. — Деду делают укол. Валентина Дмитриевна прислала к нам очаровательную девочку, Надюшу. Пойди познакомься и веди себя, как человек. Впрочем, разве тебе кто-нибудь понравится! Скажешь — книг мало читала, и на одной ножке плохо вертится… Что ты уставился на меня? Я расстегнул деревянными пальцами пуговицу на рубашке у ворота и сказала бабе:
— Только не вздумай совать ей свои злосчастные деньги. Это моя будущая жена…
Утром меня разбудил телефонный звонок. Я судорожно выхватил из-под подушки ручные часы. Четверть седьмого. Вчера я вернулся поздно, потому что провожал Надю, и мы долго сидели на раскладушке в ее новой совершенно пустой квартире, а под другую раскладушку спрятался Надин сын Митька. Он стеснялся меня и не хотел вылезать. Телефон все звонил, и я снял трубку. И не сразу узнал Сережу Темкина.
— Саша, — сказал он странным голосом, — хорошо, что застал тебя…
— А, привет работникам следственного отдела! — стараясь, чтобы получилось бодро, воскликнул я. — А я вам нынче волк свинье не товарищ, сыскные вы крысы! Копошитесь, братцы, а я вольный орел! Сокол! Ястреб! Беркут!
— Саша, Григория убили… — тихо сказал он. И не ожидая моего голоса в трубке, словно понимая, что я не смогу ни выдохнуть, ни выдавить из горла слова, добавил:
— Приезжай, надо помочь.
Мы шли по коридору, по которому каждый день ходили с Гришей, и Сергей рассказывал:
— Рутинный вызов. Хулиганство. Пьяный муж дебоширил… Молодой мужик, жена, ребенок… Поехали Григорий с Ядгаром.
— Подожди, — сказал я, — пьяный муж дебоширил. Какой адрес?
— Ну, я не помню, старик.
— Подожди! — я остановился, сердце у меня колотилось. — Улица Космонавтов, дом семь, квартира… квартира, кажется, четырнадцать?
— Ну, кажется…
— Дом такой, старый, трехэтажный?..
— Да… — он смотрел на меня удивленно, не понимая.
— Мужик этот — слесарь?
— Ну, в том-то и дело, старик! Черт знает, как эта отвертка у него в лапах оказалась. Саша, ты что? Я привалился к стене, не мог дышать. Вздохи получались, а выдохи — нет.
— Сережа, — выдавил я. — Это из-за меня Григория убили…
— Ты что? — крикнул Сергей. А я не слышал ничего. Я его по губам понимал. В голове моей гулким прибоем шумела кровь.
— Подонка этого не забрал… Пожалел жену… Она умоляла…
— Брось, старик, ты это брось, ты что… — повторял Сергей и все тряс меня за плечо. — Мало ли кого мы берем или не берем? А сколько их сам Гришка не брал? А я сегодня ночью одного алкаша дочери оставил, она в ногах валялась… Он тряс меня за плечи яростно и жестко, и эта тряска, честное слово, помогала мне дышать. Думаю, если бы Сережа ударил меня, мне бы очень полегчало, я бы выдохнул наконец из горла этот обжигающий ком ужаса и боли. Но он отпустил мое плечо и проговорил с тоской:
— Ты мне лучше скажи, как к Лизе идти? Ведь она еще не знает… Как я к Лизе пойду, а?.. Что Лизе скажу…
На крыльце стояла Люся — нарядная, причесанная, торжественная. В седой комсомольской стрижке сидел на затылке гребешок. Казалось, ради такого дня она даже чуть распрямилась.