– Я военный моряк, – в голосе Переслегина проскочила обида. – Но ведь там, куда должны были упасть наши ракеты, мирные города! Миллионы людей – женщины, дети…
– Мирные города? – переспросил Пантелеев, и лицо его сделалось жёстким. – Только не делай из меня полковника Пола Тиббетса или этого, как его, доктора Зло. Когда великий наш гуманист Сахаров предложил смывать на х… американские города волнамицунами от взрывов ядерных царьторпед, наши адмиралы ответили ему: «Мы военные моряки, а не убийцы!». Слышал об этом, нет? Только вот что я тебе скажу, Виктор Иванович: у войны нынче другое лицо, нравится нам с тобой это или нет. Да, мирные города, вот только люди, живущие в этих городах, почемуто свято уверены в том, что они имеют право заставлять меня жить так, как нравится им, а не мне. Те, кто пришли к нам в сорок первом, тоже имели семьи, и тоже любили своих жён и детей. Но им сказали: «Вы высшая раса, вы созданы властвовать, так идите и властвуйте!». И они пошли, хотя некоторые наши идеалисты наивно полагали, что у солдат вермахта проснется классовое самосознание, и они повернут штыки против Гитлера. А немецкие рабочие и крестьяне почемуто этого не сделали, и их пришлось убивать, чтобы мы выжили.
– Фашисты пришли к нам с оружием…
– У войны теперь другое лицо, и оружие тоже другое. Война идёт, лейтенант, и в ней убивают души! И людей, души которых не сдаются. Эти, которые живут в мирных городах, зомбированы похлеще любого эсэсовца – они верят в свою избранность! Я ничего не имею против конкретного Билла или Майкла до тех пор, пока он не воюет против меня и моей страны, прикрываясь удобной формулировкой «я только выполняю приказ». Так пусть знает этот Билл, что есть такой капитан второго ранга Михаил Андреевич Пантелеев, у которого не дрогнет рука нажать пусковую кнопку и разнести «булавой» его уютный домик вместе с его женой, детьми и любимой собакой, если Билл этот самый не задумается, а надо ли ему выполнять преступные приказы.
Он помолчал и произнёс со странной интонацией:
– Я бы дорого дал за возможность встретиться лицом к лицу хотя бы с одним из тех упырей, которые прячутся за спинами детей и женщин, живущих в мирных городах. Но они, эти упыри, хитры, и не изобретено пока ещё такое сверхвысокоточное оружие, чтоб накрыть именно их, не трогая при этом никого из невинных и непричастных… Тут был до тебя такой Дима Ильин, светлая ему память… Жаль, не знал я, что он задумал…
– Ильин? Я о нём не слышал.
– Не принято о нём говорить, понимаешь, – Пантелеев тяжело вздохнул. – Так вот он тоже ударил по рабам колдуна, не сумев дотянуться до него самого…
– Какого колдуна? – недоумевающе спросил Переслегин.
– Потом какнибудь расскажу, если живы будем. А пока знай, Виктор Иванович, что Россия жива до сих пор только потому, что в лихие годы хватило у когото ума и совести не пустить под пресс и не продать за зелёные бумажки наш меч, хоть и притупили его изрядно. А на вопрос твой, – кавторанг отодвинул пустой стакан, звякнув торчавшей в нём ложечкой, – отвечу: нажал бы я эту проклятую кнопку.
Он встал, одёрнул китель, повертел шеей и вдруг добавил:
– Хотя рад я, врать не буду, что не было приказа её нажимать, и что не пришлось нам с «батей» решать самим, нажать её или нет. Страшное это дело, лейтенант…
* * *
Эрни Баффин сидел за стойкой спецбара для service brains, глядя в стоявший перед ним тонкий стакан, словно надеясь увидеть там чтото очень важное. На душе у него было муторно: Эрни прикидывал, могут ли его обвинить в том, что произошло в Аламогордо, и как это скажется на его дальнейшей судьбе. По всем прикидкам выходило, что могут, и что перспектива вырисовывается мрачная. Баффину хотелось с кемнибудь поговорить, однако бармен Стив, здоровенный детина с поросячьими глазками и без малейших признаков любви к ближнему, никак не годился на роль задушевного собеседника. Не подходила и девочка: Эрни прекрасно знал, что все шлюхи этого бара исправно докладывают кому положено всё о каждом своём клиенте: и что он говорил, и как дышал в процессе, и какой у него размер члена в состоянии эрекции – сексуальная жизнь service brains представляла интерес для опекавших их психологов. Баффин с удовольствием пошёл бы в какоенибудь другое место, но это не поощрялось, да и здешний ассортимент радовал, особенно на фоне стремительного усыхания былого повсеместного изобилия.
Баффин вздохнул и оглядел полупустой зал. Играла негромкая музыка, по потолку скользили световые узоры, за столиками сидели гордые одиночки и парочки. Волчица Пэгги и СьюМилашка ворковали возле дюжего офицераспецназовца, визгливо хихикая чуть ли не при каждом его слове. Знакомых – хороших знакомых – в зале не было.
– Эрни…
Баффин вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял Аарон Шойхет, один из ведущих специалистов аналитического отдела service brains. Внешность Шойхета была обманчивой: мало кто мог догадаться, что этот тщедушный недотёпа с наивными глазами пятилетнего ребёнка, спрятанными за стёклами очков, способен мыслить вселенскими категориями и поражать окружающих нестандартными умозаключениями. Но сейчас глаза Аарона Шойхета показались Баффину странными и даже больными.
– Привет, Ронни! – обрадовался Интернетразведчик. – Ты чего, играешь в индейцев? Подкрадываешься бесшумно, словно ступил на тропу войны.
Аарон никак не отреагировал на эту немудрёную шутку. Он попытался вскарабкаться на высокий табурет, сорвался, едва не упав на пол, и Баффин с изумлением понял, что гений аналитики мертвецки пьян и держится на ногах только усилием воли. Это было удивительно хотя бы потому, что Шойхет никогда раньше не злоупотреблял спиртным, ограничиваясь на корпоративных вечеринках одним бокалом пива.
– Давай отложим занятия альпинизмом, Рон, – сказал Баффин, подцепив Шойхета за худой локоть. – Пойдёмка лучше сядем.
Он отвёл аналитика за уединённый дальний столик, вернулся к стойке и взял у Стива крепкий кофе для Шойхета и двойной коктейль для себя. Баффин опасался, что Аарон не дождётся его и уснёт прямо за столом, однако тот сидел неестественно прямо и не собирался падать лицом вниз. Увидев перед собой чашечку с дымящимся тёмным напитком, Шойхет нагнулся и с шумом отхлебнул кофе через край, вновь удивив Баффина, знавшего его как прирождённого аккуратиста. А когда Аарон поднял голову, Эрни удивился в третий раз: детские глаза аналитика были полны слёз.
– Они меня не послушали, – внятно проговорил Шойхет. – А я предупреждал, потому что… Это «запрет богов», Эрни… Вселенная защищается от дураков…
– Оставь ты эти сказки журналистам, Ронни. Какой ещё запрет богов? Просто не надо было спешить, вот и всё.
– Не надо было, – Шойхет послушно кивнул. – Они меня не послушали… Я собрал материалы за последний год и обобщил их, – он прервался, снова глотнул кофе и продолжил связно и членораздельно: – В мире за последний год произошло тридцать два непонятных взрыва, и некоторые из них наверняка вызваны «волшебными мельницами». Я составил карту, Эрни, – там есть и Тибет, и Сибирь, и Южная Америка, и Австралия. Люди делают эти «мельницы», они работают какоето время, а потом взрываются… И чем больше мощность установки, тем быстрее она взорвётся, что и случилось в Аламогордо. Человечеству ещё рано получать доступ к неограниченной энергии – это и есть «запрет богов». Вот так, Эрни… А они меня не послушали…
– Чушь это всё! – Баффин раздражённо махнул рукой. – Принцип Оккама гласит: не умножай сущности. В нашем прагматичном мире нет места для богов, Ронни.
– Зато там есть место для демонов… – медленно проговорил Шойхет. – Они не люди, и мы с тобой для них всего лишь кирпичики, которые они укладывают в свою сатанинскую пирамиду. Им нужна «волшебная мельница», – несмотря на сильное опьянение, речь Аарона была ровной, как будто он читал лекцию перед внимавшей ему аудиторией, – нужна как можно скорее, и поэтому они отмахнулись от меня, как от назойливой мухи. Они не люди…