Выбрать главу

Голос ведуна смолк, и мысленным эхом ответил ему голос кареглазой ведуньи Анны: «Кощей Бессмертный страшней Змея Горыныча. Вы убили ЗверяДракона, но ЗверьДемон не успокоится – колдовскими своими чарами он опутает души людские Соблазном, обращая род людской в своих рабов, и снова земля русская и весь этот Мир будут стоять на краю гибели…».

А Павел вспомнил, сколько русских людей – из тех, которых он знал, от старшего лейтенанта Озерова до генерала Попеля, – уже стали рабами алчности, рабами Кощея. Майор Павел Дементьев, честный русский офицер, не знал, что будет с его страной через полвека, и как распорядятся судьбой России, спасенной рожденными в двадцатые, люди, рожденные в пятидесятые и шестидесятые, но сердце его вдруг сжалось от недоброго предчувствия…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. ТЕНЬ МЕЧА

Сбивают из досок столы во дворе,Пока не накрыли – стучат в домино.Дни в мае длиннее ночей в декабре,Но тянется время, и все решеноВот уже довоенные лампы горят вполнакала,И из окон на пленных глазела Москва свысока…А гдето солдат еще в сердце осколком, осколком толкало,А гдето разведчикам надо добыть «языка»Вот уже обновляют знамена, и строят в колонны,И булыжник на площади чист, как паркет на полу.А все же на Запад идут, и идут, и идут эшелоны,И над похоронкой заходятся бабы в тылуНе выпито всласть родниковой воды,Не куплено впрок обручальных колец Все смыло потоком великой беды,Которой приходит конец наконец.Вот со стекол содрали кресты из полосок бумаги,Вот и шторы – долой! Затемненье уже ни к чемуА гденибудь спирт раздают перед боем из фляги,Он все выгоняет – и холод, и страх, и чумуВот от копоти свечек уже очищают иконыИ душа и уста – и молитву творят, и стихиНо с красным крестом все идут, и идут, и идут эшелоны,Хотя вроде по сводкам потери не так великиУже зацветают повсюду сады,И землю прогрело, и воду во рвахИ скоро награда за ратны труды Подушка из свежей травы в головахУже не маячат над городом аэростаты,Замолкли сирены, готовясь победу трубить…Но ротные все еще выйти успеют, успеют в комбаты,Которых пока еще запросто могут убитьВот уже зазвучали трофейные аккордеоны,Вот и клятвы слышны жить в согласье, любви, без долговА все же на Запад идут, и идут, и идут батальоны,А нам показалось, почти не осталось врагов…
Владимир Высоцкий, «Песня о конце войны»

Берлинский гарнизон сложил оружие второго мая, и после взятия столицы Третьего Рейха многие уже расслабились, полагая, что война закончена. Но по лесам еще бродили крупные группы фашистов (до полка, иногда с танками и артиллерией). Некоторые из них не знали о приказе генерала Вейдлинга о сдаче в плен гарнизона Берлина, некоторые ему не подчинились, а некоторые не хотели сдаваться русским и стремились прорваться на запад. И продолжала литься кровь…

Вернувшись из поездки в Берлин, Дементьев заночевал в Науэне, в приглянувшемся ему доме: темнело, и ехать ночью в расположение своего дивизиона через лес, где все еще постреливали, он счел неразумным. Дом был пуст, однако Павел не пошел на второй этаж, в спальню, – обосновался в одной из комнат первого этажа, где стояла старинная мягкая тахта. Скоротав вечер с офицерами полка, ездившими вместе с ним на экскурсию в поверженную столицу Германии, он уже собирался мирно лечь спать, когда в дверь его комнаты негромко постучали.

– Да! – отозвался Павел, бросив взгляд на кобуру с пистолетом, лежавшую на кресле возле тахты, где он приготовил себе постель. Дверь тихонько приоткрылась.

На пороге стояла та самая немка, которую он застал вчера в этом доме.

– Guten Abend, Herr Major, – сказала она, вежливо наклоняя голову.

– Добрый вечер, то есть гутен абенд, фрау. Или вы фройляйн? – ответил Дементьев, рассматривая гостью. Молодая женщина принарядилась: на ней была длинная темная юбка и белая блузка с кружевными рукавами, волосы аккуратно уложены.

Познаний Павла в немецком было явно недостаточно для беседы с дамой в интимном полумраке – вряд ли сейчас были уместны хорошо известные Дементьеву выражения «Хенде хох!» и «Гитлер капут!», однако ситуация както не вызывала у него желания прибегнуть к услугам переводчика (да и где его искать на ночь глядя?). Он узнал, что немку зовут Эльза, понял, что она благодарит «господина майора» за доброе отношение, а потом разговор зашел в тупик – слов не хватало. Но Эльза вышла из затруднительного положения без слов: глядя на Павла круглыми синими глазами, опушенными длинными ресницами, и чуть покраснев, она медленно и аккуратно начала расстегивать свою нарядную белую блузку…

Ночь была жаркой. Эльза сладко стонала, закидывая за голову руки, шептала «майн либер Пауль» и вообще вела себя как истосковавшаяся жена, наконецто дождавшаяся мужа. Ее ласки были искренними, но было в них и еще чтото – женщина очень старалась и делала все, чтобы понравиться «герру майору». Жил в немцах страх перед «русскими варварами», и жила в подсознании немок память прапрабабок, по городам и селам которых прокатывались волны бесконечных европейских войн. И эта память диктовала их праправнучкам простую модель поведения: лучше переспать с приглянувшимся офицером и ублажить его, чем быть изнасилованной в сарае пятью солдатами – немки не ожидали другого к себе отношения со стороны победителей.

Павел остро жаждал женщину – его молодое, здоровое, сильное тело требовало ее, – и был благодарен Эльзе за эту пьянящую ночь. Но ощущал он и оттенок фальши в страстных ласках молодой немки, и поэтому утром он расстался с ней без сожаления и уехал к себе в дивизион – война еще не кончилась.

* * *

Дивизион стоял под Науэном в небольшом селе. В этом же селе вместе с «катюшами» разместились зенитный дивизион и противотанковая батарея какойто другой нашей части. На даче крупного немецкого заводчика разведчики дивизиона обнаружили самую шикарную машину того времени: «опельадмирал». Увидев «опель», Дементьев сразу же понял, что его придется отдать начальству, но не мог отказать себе в удовольствии сначала хоть немного покататься на таком красавце.

Он возился возле машины, когда к нему подошел замполит дивизиона.

– Поговорить бы надо, Павел Михайлович, – кашлянув, сказал комиссар.

«О чем это, интересно знать?» – подумал Дементьев и решил совместить приятное с полезным.

– Так давайте прокатимся, – предложил он, – машинато какая! Заодно и поговорим.

Они мчались по полевой дороге, ведущей в тенистый зеленый лес, и майской солнце обстреливало ветровое стекло «опеля» тысячами золотых бликов. Машина играючи давала сто восемьдесят километров в час, и Павел впервые понял, что такое настоящий автомобиль. Дементьев наслаждался скоростью и послушной ему мощью, но тут замполит подпортил ему настроение.

– Ты, говорят, с немкой завел шурымуры? – спросил он без обиняков.

«Ого! – Павел мысленно ахнул. – И двух дней не прошло, а они уже все знают: и чего было, и чего не было. У политработников глаза и уши даже на заднице имеются, не иначе!».

– Нет, – продолжал между тем комиссар, – если ты так, мимоходом ее прижал, да не силком, а по согласию, то ничего страшного. Сейчас многие этим грешат – все мы люди, а немки перед нами юбки задирают охотно. Но вот если у тебя с ней чтото серьезное, то лучше не надо – помни про капиталистическое окружение. Наш Иванов тебе спуску не даст – мигом доложит куда следует. Нужны тебе эти неприятности, командир?

– Не беспокойся, комиссар, – сухо ответил Павел, глядя на дорогу. – Не собираюсь я не ней жениться, так что пусть товарищ Иванов спит спокойно.

– Ты лучше о своем спокойном сне побеспокойся. В общем, я тебя предупредил, а дальше ты уж сам думай, товарищ майор, – у тебя своя голова на плечах.

Проехав километров пять, развернулись и понеслись обратно. Машина шла мягко, мотор ласково урчал, и Дементьев вскоре выбросил из головы слова замполита. Было бы о чем думать – Павел ведь и в самом деле не собирался не то что жениться, но даже скольконибудь долго хороводиться с Эльзой, и дело тут было вовсе не комиссаре полка Иванове, а в нем самом, майоре Павле Дементьеве.