Наконец я снова в родной водной стихии.
Туман, туман, туман..... Кажется, что он существует вечно, и что где-то рядом мировая фабрика по производству тумана.
Моя жизнь среди байкальских туманов была долгая. Начиная с мыса Арал, они преследовали меня постоянно. Кажется, что живу в тумане вечность, и не было ни одного мига, чтобы я перестал удивляться сказочным видам.
Берег неожиданно исчез, я пытаюсь его отыскать изменяя курс, как вдруг из серой пелены появляется дерево без листьев. Очень хорошо помню, это дерево. Я его заметил вперед берега, который весь усыпан серой мелкой галькой. Казалось, что она произошла из тумана.
Удивительное создание природы — деревья без листьев. Почему-то всегда такие деревья поражали меня. Мертвые деревья очень задумчивые, и, по моему, знают что-то важное. Несомненно знают. Невозможно иметь такую печальную наружность без значительного внутреннего содержания. Обязательно должна быть важная причина.
Состояние мертвого дерева не способен передать ни один художник в мире, потому что все художники рассказывают только о своих мыслях и печалях. Это мысли живого. Засушенное дерево смотрит на мир наоборот, из вечности. Краса его первозданная, а печаль о бренном — натуральная.
Я остановился около дерева на небольшом расстоянии, боясь приблизиться к нему, чтобы не спугнуть таинства, о котором оно молчит. Никто раньше не обращал на него внимания, и подумалось о том, как много в мире незамеченного, и есть ли вообще у природы нужда что-либо особенно замечать. Похоже, что нет. Сделаться заметным и важным хочет только человек. Никак не могу взять в толк: зачем?
Высушенное дерево, закончив жизнь, замерло и сосредоточилось превратиться в прах. Величественная картина. Легкий ветерок нежно подтолкнул мою лодку и потащил в своем направлении. Волшебное дерево побледнело и вскоре скрылось из виду.
Плавая в тумане я пребывал в сказочном состоянии и совершенно не представлял, что со мной произойдет в следующий миг.
Мы не привыкли так жить. Мы хотим все знать наперед, все предвидеть и приготовиться к будущему. Мы терпеть не можем по-другому, и поэтому не замечаем, что на самом деле вокруг происходит.
Мир полон тайн и неожиданностей, и именно это заложено в его сути. Мир — случаен и поэтому прекрасен. Предопределенность — мрачна. Пытаясь устроить свое будущее, мы рисуем картинки серой краской.
Не будь один, все было бы по-другому, вернее сказать ничего не было. Представляю рядом человека, и он кажется мне толпой народа. Не по себе. Как будто съел что-то несвежее.
Туман — это не просто сплошное серое вещество. Среди него есть островки прозрачного воздуха: видимость отменная, только вокруг молочные стены. Врезаюсь в стену и плохо различаю даже корму собственной лодки.
Прижим закончился, выхожу на траверз мыса Кочериковский, который представляет из себя плоскую обросшую лесом землю с узкой полоской пляжа, усыпанного каменными булыганами. Природа мыса, по всей видимости, наносная, и нанесла его речка Хейрем, устье которой находится рядом с самим мысом.
Меня прибило свежим встречным ветром к берегу, и не было возможности продолжить путь. Сижу на бревне и пережидаю непогоду. Огляделся и обнаружил вокруг множество куч медвежьего помета. Одна из них показалась особенно свежей. Ткнул в нее указательным пальцем и сразу почувствовал тепло. Хозяин кучи находится совсем рядом.
Вспомнились фильмы про индейцев, и одновременно возникло ощущение, будто меня заперли на ночь в зоопарке с открытыми звериными клетками. Я, кажется, начал переживать то же самое, что и первобытный человек, существуя среди хищников.
Просидел около часа, вглядываясь в горизонт, очень надеясь, что там покажется какая-нибудь примета, предвещающая изменение погоды в лучшую сторону. Не дождавшись ничего, пошел гулять в лесную чащу. Поступок крайне неразумный: медведь мог появиться в любой момент.
Забрел подальше, остановился и замер. Тайга жила своей жизнью. Я окунулся в океан таинственных звуков: вокруг что-то шумело, попискивало, поскрипывало и потрескивало.
Раньше, будучи помоложе и путешествуя один, я боялся непонятных лесных звуков, особенно ночью, когда сидел у костра. Лучше, конечно, сказать не "боялся", а "остерегался". Так будет звучать пристойней, но на самом деле я боялся. А сейчас не боюсь. Мне удивительно покойно, и кажется глупо чего-то опасаться, даже медведя.
Погода наладилась. Продолжаю плавание. К вечеру добрался до мыса Рытый (названьице!) и высадился на берег в том месте, где на карте обозначено зимовье. С воды его не видно, и я на всякий случай начал настраиваться провести ночь в палатке. Побрел наугад вглубь суши и через некоторое время обнаружил зимовье, скрытое неровной землей. Зимовье имело удручающе мрачный вид. Казалось, что жила здесь баба-Яга или еще какая-то чертовщина.
Небо покрылось серыми тучами. Горы тоже стали серыми, а местами — даже черными. Ничто не радовало глаз. Мир как бы отвернулся от меня, и я почувствовал себя позабытым и позаброшенным. Трудно находиться в таких условиях, особенно когда знаешь, что быстро изменить ситуацию не в силах.
Стемнело. Пошел спать. Ночью пришел медведь и доел остатки моего ужина, которые я надеялся съесть на завтрак. Проснулся среди ночи и слышу как зверюга по-хозяйски ходит вокруг зимовья. Не дождавшись, пока он уйдет, заснул. Просто больше хотелось спать, чем страшиться хищника.
Утром мыс Рытый стал выглядеть еще мрачней: он нахмурился и посерел еще больше. Небо покрылось низкими свинцовыми облаками. Дождь. Холодно. Я поспешил убраться отсюда.
До самой оконечности мыса шел без приключений, а дальше началось. Еще вечером довольно отчетливо слышался странные звуки, которые напоминали шум горной реки. Обогнув мыс, понял, в чем причина. Здоровенные валы обрушивались на берег. Ветра не было. Откуда взялись волны — непонятно.
Вошел в зону толчеи. Двигаться вперед очень тяжело — лодка не набирает скорость. Весла трудно воткнуть в воду, часто машу ими в воздухе. За три часа преодолел всего лишь четыре километра, пока не вышел на спокойную воду.
Только прекратилась толчея — дунул встречный ветер. Стараюсь выгребать изо всех сил, но ничего не получается: стою на месте. Хочу отдохнуть. А вот и берег, к которому можно пристать и перевести дух. Но на нем разгуливает здоровенный медведь. Почуяв меня, он встал на задние лапы и начал внимательно и неторопясь меня разглядывать. Я тоже встал в рост и тоже начал его разглядывать. Не верилось, что все это происходит со мной. Казалось, что сплю или зверь ненастоящий, дрессированный. Медведь упал на четыре конечности и не торопясь пошел в чащу. Усилился ветер и мне ничего не осталось, как пристать к берегу.
Сижу на берегу и жду появления зверя из лесу. Пляж, на котором расположился, узкий, всего несколько метров, а чаща совсем рядом, и медведь может появиться неожиданно. Только через пару часов ветер немного стих. Решаю продолжить путь.
Вскоре небо покрылось сплошь черно-серыми облаками, которые совсем не казались воздушными, а скорей производили впечатление крыши, сделанной из твердого вещества. Я как будто очутился в огромном зале какого-то циклопического фантастического дворца.
Надежды на улучшение погоды лопнули. С севера задул ветрюган и потащил меня назад. Прижался к берегу — стало легче, но все равно, выкладываюсь полностью, продолжая продвигаться с черепашьей скоростью. Надо обязательно пройти километров 10 до мыса Шартлай, где должно быть зимовье. Но в таких условиях это немыслимо. Вся надежда на то, что ветер стихнет, но этого не произошло. Еще кое-как продвигался вперед под прикрытием мыса Анютха, но как только высунулся из-за него, тотчас же сдуло назад. Надо искать место для ночлега.
На мысу обнаружил разрушенное зимовье, но, к счастью, только наполовину. Остов кое-как переоборудован: крыши нет — вместо нее галечная насыпь, но главное есть стены и дверь, так что можно не опасаться ночных визитеров.
Перенес необходимые вещи в зимовье и занялся приготовлением ужина. Рис с тушенкой — пища богов. Еще немного моркови, было бы совсем здорово.
Надо мной нависла огромная черная туча. Она очень необычная, и чернота ее какая-то особенная. У меня создалось впечатление, что произошла она исключительно чудесным образом...