Я лечу над Байкалом и над горами и называю все неназванное подряд: Хребет Моего Друга Шуры Понаморева, Пик Миши Шугаева, Падь Вовы Анисимова, ручей имени Пети Крячко, Ковалевская Чаща, Саяпинская Губа...
Вслед за мысом Южный Кедровый показались мысы Средний и Северный Кедровый. Примерно надо наказать тех, кто лепит на карту подобные названия. Мысы сказочно красивы, они высунулись из тумана длинными плоскими языками. Игра красок бесподобна: море серое с нежно-розовым отливом, небо то появляется, то исчезает в тумане. Над горами повисли огромные кучевые облака, черные снизу и хрустально белые наверху, а над Байкалом только кое-где перистые облачка.
Ныряю в туман: не видно ничего дальше нескольких метров. То ли плыву, то ли просто стою на месте и машу веслами. Туман загустел так, что начал моросить, и я постепенно отсыреваю. Озяб. Но вскоре выглянуло солнце и согрело.
После мыса Северный Кедровый снова туман и, кажется, надолго. Настроение мрачное.
Когда приходится долго находиться вдали от цивилизации, то рано или поздно наступит такой момент, когда вам вдруг все страшно надоест. Природные прелести перестанут удивлять и все вокруг покажется обычным, а труд ваш и доля тяжкими. В такие моменты обязательно мелькнет мысль: "Какого черта я здесь делаю?". Тот, кто говорит, что во время дальних странствий не испытал подобного — явно брешет, или это была не очень дальняя экспедиция, или не пришлось ему преодолеть что-нибудь серьезное. В общем, что-то не так.
Не решись странствовать, жил бы сейчас сытой жизнью буржуя и имел впереди перспективу улучшения своего благосостояния. Вместо этого плыву в тумане черт знает куда и непонятно зачем. Друзья мои однокурсники все сплошь капиталисты и семьянины. Наверное, я что-то не то делаю? Наверное, эта моя затея просто-напросто глупая выдумка? Наверное, надо поскорей закругляться и приниматься за строительство обеспеченного будущего, чтобы там, в будущем, у меня была сплошная тишь и благодать. Нет здесь среди моря и гор ничего чудесного, все мне кажется. Вокруг только сырость, собачий холод и дикое зверье. Чтобы до такой степени уморить свое тело, не надо забираться в такую глушь. Все это можно проделать и в Крыму с гораздо меньшими затратами. Черт бы все это побрал!
Туман пришел в движение, оторвался от поверхности воды на несколько метров и задумался над тем, как ему быть дальше. Не знаю почему, но я вдруг перестал грести и замер в ожидании непонятно чего. Туман рассеялся не весь, а только наполовину и сквозь него я увидел, как нарисованные, необычные горы. Деталей было не разглядеть, передо мной возник только намек на существование чего-то, но во мне что-то екнуло и пришло в движение. Дух перехватило и я не мог понять, что за таинственная причина вводит меня в необычное состояние.
Не успел толком сообразить, что происходит, как туман неожиданно исчез и передо мной открылся волшебный вид на горы, которые вплотную подступали к Байкалу. Это были не прибрежные скалы, а настоящие горы, состоящие из бурых скал и леса кое-где. Я забыл про хандру и уставился на сказочное великолепие.
То, что находилось передо мной, не было чем-то очень особенным. Горы как горы — я видел побольше и покрасивей. Но почему тогда со мной происходит непонятно что? Не смею шевелиться, даже моргнуть боюсь. Страшная сила непонятного происхождения потянула за душу в небеса. Что-то внутри начало происходить нешуточное. Дух перехватило и земля, то есть вода, начала уходить из под меня. Я не понимал, что происходит. Сердце переполнилось радостью и как-то даже начало звенеть.
Чудеса слегка поутихли, как только туман снова навалился на горы и скрыл их из виду, но ощущение чего-то особенного, находящегося совсем рядом, не проходило. Сказать, что испытал радость, это значит ничего не сказать. Мне захотелось обладать этим местом и быть его частью одновременно. Может быть что-то подобное можно испытать с женщиной, которую безмерно любишь и хочешь. Ты готов обожествить ее и в то же время сожрать по кусочкам, и не понятно, какое желание при этом сильней. Мне трудно это объяснить. Чувства, которые испытываются к женщине, расположены внизу туловища, именно оттуда возникает страсть, а то, что происходило со мной, было исключительно сердечным делом. В груди я чувствовал удивительное тепло. Это очень похоже на миг удовлетворения любовного жара, только во мне это присутствовало во всем теле и несравнимо дольше. Я готов стартануть в космос. Я — космонавт!
Как только горы скрылись в тумане, немного пришел в себя и начал потихоньку соображать. Первая мысль не оставляла места для сомнений: я прибыл на свое жизненно важное место. Это то, что видел во сне. Не могу поверить, что волшебство происходит со мной на самом деле.
Жизнь в одно мгновение показалась прелюдией к чему-то главному, без чего она лишена смысла. И это главное было здесь. Все те 37 лет, которые прожил, показались до обидного напрасными и несущественными.
Через некоторое время я готов был умереть из-за того, что мне некуда больше стремиться. Все самое-самое уже, кажется, получил, остальное новое будет только нагонять печаль. Зачем жить?
Чувство это охватило не грубо, вогнав в состояние тоски-печали, а очень ласково и нежно, подарив на память безмолвную тайну. Я не знал, что делать дальше, и оставался сидеть в неподвижности ничего не ожидая от жизни более того, что есть.
В чувства меня привел звук лодочного мотора, и через некоторое время из тумана вынырнула лодка. Мужик в лодке, заприметив меня, изменил курс и пошел на сближение.
Необычные чувства испытываешь, когда находишься один вдали от людей. Но еще необычней бывает, когда встречаешь такого же одинокого человека. Два человека, две крохотные точечки на карте, два условных обозначения среди бескрайних просторов тайги и воды. Но вместе с тем это целых два огромных мира. Встреча людей — это встреча миров, это событие вселенского масштаба. Жаль, что мы так все время не думаем. Было бы куда интересней жить.
Мужика в лодке звали Борис, он лесник, живет на мысе Елохин, и там у него есть баня, которую не надо топить 12 часов.
Борис ехал куда-то по своим лесничим делам и предложил на обратном пути взять меня на буксир и оттащить к себе в гости. Буксироваться отказался. Договорились встретиться у него дома, куда я добрался примерно через час.
Жилище Бориса не имело никаких архитектурных излишеств и не было на первый взгляд в нем ничего особенного. Это был обычный деревянный двухквартирный дом. Я жил почти в таком же на Сахалине и не сумел получить от этого никакого удовольствия, а приобрел только острую тоску, не переставая мечтать о благоустроенной квартире.
Глядя на дом Бориса, я почувствовал себя удивительно покойно, а разглядев повнимательней строение, обнаружил в нем много чего существенно важного и для души полезного: дом был без забора; территория вокруг него не была запахана под огород, вместо этого красовался луг из полевых цветов.
Дом без забора. Я бывал в разных лесах и видел как живут лесники, но у всех у них были заборы. А здесь нет. Вдруг вспомнил, что на мысе Покойники люди тоже обходятся без заборов, несмотря на то, что домов там несколько и живут в них в основном семьями. Это очень чудесное изобретение — дом без забора.
Забор — ужасная вещь, он произведение человеческого страха. Забор — признак нашей враждебности и недоверия. Забор — это символ нашего неправильно сконструированного мира. Внутри забора для нас все свое и родное, а там, снаружи — большой чужой мир. Хорошо — это когда все делается на благо внутризаборного пространства и его обитателей. И плохо — когда наоборот. Страх заложен в основе нашего зазаборного существования, сплошные страдания происходят от такой жизни.
Пока я стоял и глядел на сказочный дом, Борис состряпал целый таз оладьев. Сели ужинать и беседовать.
Разговаривали, как всегда, обо всем сразу. Мы рассказали друг другу свои жизни. Трудно представить, чтобы в городе случайно повстречавшемуся человеку ты излил свою душу.