— Нет! — возмущённо говорит девочка после некоторого раздумья. — Наставник дал тебе новое имя — ты теперь зовёшься так, как тебе говорят!
Наставник… Кажется, это слово произошло от слова «наставлять». А на что его «наставлял» Эрментрауд? На какой такой путь? Жрец просто бил его за каждую неудачу. Повиноваться ему Танатос научился уже в первую неделю своего пребывания в ордене. Как же сильно мальчик ненавидел его! Всем своим сердцем! Он был готов придушить его, когда тот будет спать, разорвать, столкнуть в ту самую шахту, в которую сбрасывали отступников… Пожалуй, последний вариант был вполне осуществим — это можно было сделать тогда, когда год назад наставники привели их всех пугать телами, находящимися в шахте. Стоило только подойти поближе и подтолкнуть, стоявшего у самого края, наставника вниз… Но, в таком случае, он умер бы вместе с Эрментраудом — он следующий полетел бы в эту же шахту. Только его избили бы. И если его наставник ещё, возможно, смог бы вылезти, то вот он… Стоило обдумать другой вариант. Стоило убить Эрментрауда по-другому. Более умно. Более хитро. Так, чтобы никто на Тана и не подумал… Он когда-нибудь обязательно сможет всё устроить именно так — тихо и без шума. А пока стоит промолчать лишний раз, перетерпеть и обдумать новый план. Он же умный мальчик, как однажды сказал ему один из немногих благосклонных к нему жрецов. А раз он умён, он перетерпит и останется живым. И, желательно, целым. А стало быть — он сможет отомстить. Сможет когда-нибудь вонзить нож в горло Эрментрауду и насладиться его предсмертными хрипами. Пожалуй, Танатос не сможет даже помучить этого ублюдка хорошенько — со злости убьёт сразу… Что ж… Обидно. Но Тан это переживёт. Да он переживёт всё, что угодно, лишь бы познать сладость своей долгожданной мести…
— Только я решаю — каким именем я хочу себя называть, — усмехаясь, качает головой Танатос. — Не думаю, что кто-то может меня переубедить.
Девочка обиженно смотрит на него некоторое время, а потом, насупившись, отворачивается, упрямо сложив руки на груди. Какая же она, всё-таки, ещё маленькая… Она — совсем ребёнок… Ни один из послушников или жрецов не поступил бы так же… Хотя, нет… Танатос помнил, как год назад посвятили в орден одного десятилетнего мальчишку — толстенького, трусливого, с вечно трясущимися жирными ручками и совершенно безобидного… Кажется, его тело тоже должно было находиться где-то в шахте… Он погиб на четвёртый день своего пребывания в ордене, и Тану, пожалуй, было его даже жаль. Кажется, мальчишку звали Эриком, он был из обычной крестьянской семьи и был направлен в орден вместо своего сводного брата, который, по мнению его отца, был куда более достоин жить. К тому же, от Эрика, очевидно, было слишком мало пользы в хозяйстве. Он был прожорлив, неповоротлив и абсолютно наивен. Это-то его и погубило. Незнакомка чем-то напоминала Толидо Эрика, только вот она явно была посмелее. Да и она не казалась настолько безобидной — мальчику подумалось, что, не устрой её что-нибудь, она с радостью пырнёт его ножом в спину.
Танатос жестом просит её отойти от ниши. Девчонка подчиняется, и Тан, не без труда, вылезает из ниши. Его тело затекло от неудобной позы. К тому же, сегодня выдался не слишком удачный день… Эрментрауд оказался не в духе — а этой одной причины было достаточно для того, чтобы мужчина хорошенько отколотил случайно попавшегося ему на глаза в это время незадачливого ученичка. Впрочем, любопытная девчонка явно была не самой худшей компанией — хуже было бы, если бы попался кто-то из жрецов. Или из послушников — Танатоса попытались бы скинуть в эту самую шахту, чтобы было хотя бы одним голодным ртом меньше.
— А тебя как зовут? — примирительно спрашивает он, наконец. — Я тебя раньше никогда не видел…
Танатос осторожно потирает сильно ушибленную правую руку — стоило быть осторожнее и вспомнить, что слева от двери в келье Эрментрауда находится старый сундук, о который можно было весьма больно удариться, когда наставник был не в духе. Стоило быть осторожнее… В следующий раз Тан обязательно будет осторожнее. Он вспомнит о сундук и не навернётся об него под оглушающий хохот Эрментрауда. Ни за что на свете он больше не навернётся об этот проклятый сундук! Шести раз было вполне достаточно для того, чтобы, наконец, запомнить этот небольшой факт.
— Хелен! — выдаёт девочка, забыв былое недовольство. — Я здесь родилась. И через два-три месяца меня тоже посветят в орден.
Так вот в чём дело… Она родилась здесь — стало быть, дочь одного из жрецов. Стало быть, выросла здесь и никогда не бывала за стенами ордена… Право, Танатос сам никогда не был за стенами ордена — его родители были одними из последователями идей ордена, хотя никогда в сам орден, не смотря на всё своё желание, не входили. Стало быть, девочка жила здесь? Трудно найти более неподходящее место для ребёнка, чем это… Но Хелен, кажется, не жаловалась.
Впрочем, могла ли она жаловаться, раз не знала ничего другого? И никогда не узнает? Как никогда не узнает хорошей жизни и Танатос… Но… Он же отомстит, правда? Он же вырвется отсюда, сожжёт здесь всё и отомстит? Заставит кричать от боли и отчаянья тех, кто заставлял вырываться стонам из его груди? Он обязательно сделает это… Нужно это сделать… А Хелен так и останется здесь. Кто знает — когда умрёт она? Выглядела она довольно хрупкой.
— Не завидую, — улыбается Тан.
Хелен снова смотрит на него несколько настороженно. Как волк. Танатос никогда не видел настоящих волков, но в его снах они всегда оглядываются и смотрят на него именно с таким взглядом… Нет, думается мальчику, Хелен смотрит на него, словно волчонок. До волка она ещё не доросла.
Комментарий к I. Глава первая. Послушник и дочь жреца.
* Unreal – Ритуал
========== I. Глава вторая. Спасение бегством. ==========
Многим ли людям знакомо чувство страха? Того страха, который сковывает человека по рукам и ногам, который не позволяет двигаться, заставляет цепенеть от надвигающегося кошмара? Этого леденящего чувства… По дрожащим губам Хелен Евискориа можно предположить, что она познала это чувство. Она бледна и разве что не трясётся от ужаса, петляя вместе с послушником из ордена по коридорам. В её глазах плещется отчаяние и осознание собственной обречённости. Странное дело — казалось бы, ещё вчера она не знала, что такое заботы, волнения и печали, была тем счастливым ребёнком, которому нет дела до всего мира.
Танатосу Толидо это чувство определённо было незнакомо. Было что-то такое в его душе, что не позволяло ему бояться настолько сильно, чтобы замирать от ужаса. Так было с самого детства. Ну… Как ему говорили. Говорила в основном мать. И Тану очень обидно, что она так спокойно отдала его этим ублюдкам-жрецам. Тошно. Хочется одновременно и отомстить, и больше никогда в жизни её не видеть. И ужасно неприятно не понимать — чего же именно хочется больше. Вообще, довольно неприятно не понимать что-либо, а не понимать собственных желаний — и подавно.
Но теперь, когда им приходилось бежать из этого ужасного места, Толидо периодически думал о том, что страх не является таким уж лишним чувством. И что, пожалуй, бояться в данной ситуации — вполне логично. И ужасно глупо. Потому что страх сковывает, ослепляет… Лишь немногим он служит толчком, побуждением к действию. А ведь должен служить защитным механизмом, тем, что может спасти от смерти, а не тем, что только приблизит её.
Теперь Танатосу нужно лишь бежать. Бежать от собственной судьбы, потому что, если жрецы настигнут их, его голова первая расстанется с телом. Впрочем, вряд ли это можно считать неудачей — Хелен, скорее всего, будут убивать куда более мучительно. Но Тану в принципе не очень хочется умирать — не выход это. Совсем не выход. Если будет нужно, жрецы его с того света достанут. Так что, нужно постараться и не умереть. Пожалуй, это единственный пункт их с Хелен плана, в котором Танатос уверен наверняка. Всё остальное можно поставить под сомнение.