Этот мальчишка не кажется Танатосу опасным — он не похож на жрецов или шпионов из деревни. И он не смог бы быть послушником — слишком уж глаза наивные и добрые. Такой бы просто не выжил в ордене. Но приглядеться к этому парнишке, пожалуй, стоило. А ещё — как-то заставить помогать. Да, такой помощник им двоим точно не помешал бы. Одно дело — добраться к выходу по подземельям, которые хорошо известны Танатосу и более-менее знакомы Хелен. И совсем другое — искать деревню, когда они оба едва ли знали примерно, где она находится. Если они выйдут сейчас туда одни, их гибель неизбежна. А Йохан, скорее всего, неплохо знал местность.
— Если ты сумел забраться сюда — ты ценный проводник, — выдыхает послушник. — Думаю, ты мог бы нам помочь.
Мальчишка смотрит почти затравленно. Лишь вжимается куда-то в угол, закрывая собой что-то довольно большое, замотанное в тряпки — то, что изначально Танатос, перепугавшись, принял за булаву. Только сейчас Тан понимает, насколько это было глупо с его стороны — вещь эта, если присмотреться, вовсе не похожа на булаву. Краем зрения он видит, что Хелен выходит у него из-за спины и тоже начинает рассматривать с любопытством незнакомство — почти с тем любопытством, с которым она рассматривала самого Толидо в их первую встречу.
— Итак, Йохан, я тебя поздравляю — из данной ситуации у тебя есть два выхода, — говорит Танатос, не получив ответа. — Первый — остаться здесь и умереть прямо сейчас, когда придут жрецы, которые ищут нас, второй — помочь нам с побегом и умереть через пару недель от рук тех же самых жрецов.
Послушник задумчиво рассматривает лохмотья, которые надеты на незнакомца. Да… В таком он долго не продержится наверху. Скорее всего, именно поэтому этот бедняга и забрался в орден, хотя здесь его ждала либо смерть от голода, либо смерть от рук жрецов, поймавших его за кражей еды. Глупая, мучительная смерть… Танатос пару раз видел таких молодцов… И слышал, как они кричали от боли, когда Эрментрауд ломал их кости одну за другой. Да что там — он видел то, во что они превращались после такой пытки. И сколько их было, умоляющих о пощаде, Тан вряд ли сможет вспомнить точно. Он не считал. Пусть и приятно было наблюдать за тем, что Эрментрауд издевается над кем-то ещё — не над своим подопечным.
— Я помогу… — шепчет Йохан. — Только там так холодно…
Танатос протягивает Йохану те запасные пуховые платки, которые припас отец Хелен. Пожалуй, это лучше, чем ничего. Мальчишка тут же кутается в то, что ему отдали. Немного подумав, послушник снимает с себя плащ, в который он закутан поверх куртки, и тоже протягивает Йохану, а потом достаёт из-за пазухи краюху хлеба, которую самому Тану удалось выкрасть незадолго до побега. Им нужен проводник, который не свалится без сил на половине пути. Йохан, что и ожидалось, с жадностью набрасывается на хлеб, а потом кутается в платки и плащ.
— Времени немного, — говорит Танатос ему и Хелен. — Пора идти. У тех, кто остался наверху, пока есть, чем заняться, но скоро они уже могут освободиться.
Он шагает вперёд. Вперёд — к тому миру, которого он до сих пор практически не знал. К тому миру, который был отнят у него. Как только холодный воздух обжигает его щёки, Тан понимает, что в жизни не испытывал такого восторга как теперь.
Что же… Держись ты теперь, Эрментрауд!..
***
Идти становится почти невыносимо. Ужасно холодно — Танатос уже жалеет, что отдал Йохану свой плащ. Должно быть, так было бы куда теплее идти. Впрочем, нужно было с этим смириться. В конце концов, Танатос никогда не был за пределами ордена и той деревушки, в которой рос. А Йохан был. И этот парень хоть как-то знал, как можно выбраться из чёртовых подземелий. Тану просто нужны были услуги этого заморыша. Так что, можно было смириться с отсутствием шерстяного плаща. Тёплого шерстяного плаща в такой мороз. Брр…
Йохан много чего рассказывает. Очевидно, пытается отвлечь их всех от этого пронизывающего насквозь холода. И старается сделать так, чтобы было не так страшно брести в темноте. Хелен боится темноты, постоянно держится за Танатоса. Как будто он может исчезнуть. А Йохан всё кутается в танов плащ и говорит, говорит, говорит… Рассказывает, что, вообще-то, он бродячий певец и музыкант, и та штука, которую Танатос издали принял за булаву, называется мивиреттой. У эльфов в далёких южных странах похожие музыкальные инструменты. И когда-то на этой мивиретте играл сам Реувен! Как?! Танатос и Хелен понятия не имеют, кто это такой? Реувен — жил такой человек, некто вроде мудреца или философа в одном из эльфийских городов. При его жизни о нём ходило множество самых невероятных легенд. По слухам — всё это случилось из-за того, что когда гроза расколола на две части священное дерево в роще, Реувен приказал из его ствола выточить мивиретту. Потом, после всех своих странствий и приключений мудрец умер. А ещё через некоторое время Йохан сумел выкрасть его мивиретту, так что, теперь этот легендарный музыкальный инструмент принадлежит ему. Танатос не верит ни единому слову своего попутчика. Враки это всё. Если не про Реувена — то уж про то, что этот мальчишка выкрал мивиретту. Пусть послушнику и не удалось разглядеть эту вещь, но он уверен в том, что украсть такую вещицу было бы практически невозможно — сам Танатос был, пожалуй, неплохим вором, но ему воровать приходилось лишь хлеб или, так редко появляющееся на кухне, молоко. Ох… Молоко… Возможно, останься Тан там, где он был, он бы так и продолжал периодически подворовывать на кухне, делать мелкие подлости другим послушникам и пытаться не получить нагоняй от Эрментрауда. И почему-то мальчику совершенно не хочется, чтобы его жизнь была только такой. Лучше уж хоть немного повеселиться перед смертью.
Они бредут и бредут по заснеженным руинам древнего города — до Великой катастрофы здесь находился Авер-Кайи, город, впечатляющий своими размерами и красотой. Йохан с упоением рассказывает легенды о том, что люди, жившие в Авер-Кайи были куда более высоки ростом, нежели современные, что мёд и вино текли рекой — интересно, видел ли этот оборванец хоть раз в жизни мёд или вино, даже Танатосу удалось попробовать вино лишь однажды, отпив маленький глоток из чаши Эрментрауда, — что никто не знал нужды, что все были веселы и сыты, что всем было тепло, что не было страха и забот… Глупые сказки! Танатос не верит ни одной из них, но молчит, не желая обижать барда или не желая тратить свои силы на бесполезные споры. Вполне возможно, что из-за всего вместе — Йохан нужен ему, как проводник, да и сил у Тана не слишком много, чтобы разбрасываться ими на мелкие перепалки. Если уж так думать — какая Толидо разница, врёт Йохан или нет? Главное, чтобы довёл их до нужной деревни, там Танатос даст ему один пирожок — из жалости и в уплату за услугу…
Но вот рассказ барда-недоучки обрывается. Из-за холода? Из-за того, что тот слишком устал? Из-за того, что ужасно хочется есть, но совершенно невыносимо сделать хоть одно лишнее движение? Да и для этого придётся расстёгивать пуговицы на куртке, а этого совсем не хочется делать в такой мороз. Йохан хватает Танатоса под руку и что-то шепчет ему на ухо. По правде говоря, Тан не сразу понимает — что именно.
— До села Дайрот осталось не так долго, — едва шевелит посиневшими губами Йохан. — Где-то около часа ходьбы — а там можно будет переночевать и на утро двигаться дальше. Тогда — через два-три дня мы достигнем Риферинского особняка, в котором живёт та женщина, к которой вы идёте.
Тан думает над тем, что сказал ему новый знакомец, а через несколько мгновений вдруг понимает, что идти до особняка, в котором живёт родственница Хелен — просто бесполезно. Что сможет сделать обычная женщина против той чудовищной силы тьмы, которая надвигается на них? Они подставят своим приходом и её, и себя.
— Какое село самое близкое до нас, кроме Дайрота? — мрачно спрашивает Танатос, рукой придерживая Хелен, чтобы она не упала. — И сколько нам идти до него?
Он уже почти видел, как Эрментрауд скачет в Дайрот — кажется, там была весьма обширная сеть шпионов. В Дайроте жрецов боялись так сильно, что никто не стал бы укрывать их. Осознание этого приходит только сейчас. Конечно, нельзя было рассчитывать только на то, что отца Хелен будут долго убивать ритуальным способом. Джойт — один из высших жрецов — всегда убивал быстро. Почти сразу же после допроса. Просто перерезал горло — быстрая смерть. Совсем не такая мучительная, как бывало обычно. А Эрментрауд мог забить человека до смерти. И это, опять же, происходило намного быстрее, чем обычно. Как Танатос может знать наверняка, кто схватил отца Хелен и кто будет его пытать?