— Я на полднике сладкого объелась, теперь на него и глядеть не могу… — рассмеялась Сианна, встряхивая мокрыми волосам, заплетенными во множество тонких косичек. — Да и на все другое тоже. Вот, взяла томатного сока и пару гренок для начала. Может, потом проголодаюсь.
— И берегись тогда, шведский стол, — закончила за нее я. Сианна фыркнула, разбрызгивая алые капли по снежно-белой скатерти.
— Ой, простите… Я не нарочно.
— Ладно, забей, они все равно их здесь каждый день меняют… — рассеянно отмахнулась Этна. — И вообще, симпатичное такое пятнышко… яркое.
— Люблю все яркое, — с готовностью отозвалась девушка. — А что, не заметно по мне?
— Ну, как тебе сказать, — хихикнула я, обводя взглядом волосы. — Э-э… Прикольный имидж.
Сианна оживленно закивала.
— Да, все так считают. Я волосы давно крашу, а недавно еще стала линзы носить…
Этна ткнула меня в бок. Мол, говорила же, что это просто имидж такой.
— … моему парню, правда, не очень нравятся перемены, а когда я перекрасилась в зеленый, он сказал, что… Э? Вы не слушаете? — огорчилась девушка.
— Нет-нет, слушаем, конечно, — поспешила Этна успокоить ее. — Ты очень интересно рассказываешь. Просто, м-м-м, Найта по природе не любопытная, так что вряд ли дождешься от нее вопросов про личную жизнь. К тому же ее недавно парень кинул, и она совсем замкнулась…
— Этна! — выразительно кашлянула я. Подруга потупилась, но в лице ее не было ни следа раскаяния.
Воцарилось молчание. Не то чтобы неловкое, но…
— Вы уже разведали территорию? — с решительно оборвала его Сианна, расправляясь со своим соком. — Нет?
— Да мы на пляже в основном валялись…
— А я ходила, специально расспрашивала, что здесь за развлечения, — перебила она с детской непосредственностью. — Из интересного — живые концерты на пляже вечером, после захода, теннис по утрам — до завтрака, представления в уличном театре — тоже вечером, и ночная дискотека.
— Дискотека? — если бы у Этны были острые эльфийские уши, то сейчас они бы зашевелились, как радары. — Найта, пойдем, а?
Я со стоном сползла с кресла.
— Не, я пас. Ночью надо спать. И вообще…
— Что вообще? — подозрительно сощурила глаза рыжая.
— Громкая музыка, много людей и духота…
— Найта, дискотека на пляже!
— Ну, значит песок в туфлях… Лучше спать лягу пораньше или на пирсе посижу. Море, тишина, романтика…
Этна подарила мне о-очень мрачный взгляд.
— Ты в своем репертуаре. А отдыхать кто будет? Идем, с парнем каким-нибудь познакомишься.
Я все-таки упала с этого кресла. Совсем, на пол.
— Знаешь, Этна, — язвительно процедила я, выбираясь из-под стола, — намеков ты, видимо, совсем не понимаешь. Скажу прямо: я не хочу ни с кем знакомиться. Ни с парнями, ни с девушками, ни с ручными обезьянками. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Не лезли в душу, не решали, что мне нужнее… Времени у меня немного — всего две недели, и за это время я должна разобраться в себе. Понимаешь? Поэтому, сделай милость, не пытайся меня «повеселить».
— Как скажешь. А ты пойдешь? — равнодушно пожав плечами, Этна обернулась к Сианне. Обиделась, нюхом чую. Ладно, потом извинюсь, и вообще, она сама виновата. — А, Сианна?
Та восторженно подпрыгнула на сиденье. Пустой стакан жалобно звякнул.
— Конечно, конечно, пойду! А ты так всю ночь и проспишь, да, Найта? И не пожалеешь?
В ответ я рассмеялась. От сбивчивой речи этой непосредственной девушки на душе почему-то полегчало. Вот ведь неугомонная. И ничем ее не смутишь, ни пятнами на скатертями, ни ведьминскими истериками.
— Нет, я пожалею вас, когда в шесть утра мы пойдем на пляж, и вы будете вареные.
— А зачем в шесть утра на пляж?
— Народу меньше, — туманно пояснила Этна. — И море чище.
— Странные вы…
— Да уж какие есть…
Стоило ли сомневаться, что они все-таки утащат меня на эти чертовы танцы. Уговорили, как миленькую. И, разумеется, я оказалась права. Дискотеку устроили не на пляже, а на сцене летнего театра после глупого представления.
Шум, вопли, грохот так называемой музыки и тяжелый, душный запах потных тел. Ненавижу. Не-на-ви-жу.
При первой же возможности я отговорилась усталостью и пошла «подышать» на пляж. Все, больше они меня туда не затащат. Ни за что.
К сожалению, пляж тоже был занят. На дальнем неосвещенном конце ворковали парочки, ничуть не смущаясь соседством таких же влюбленных. Ближе к пирсу, на деревянном настиле, где днем продавали прохладительные напитки, девушка с гитарой услаждала слух немногочисленных посетителей. Наверно, пресловутый живой концерт. Ладно, в конце концов, это не так уж мешает. Да и мелодия приятная. Только рваная какая-то.
И смутно знакомая.
Я прислушалась. В глубоком, чуть приглушенном голосе слышались рыдания. И беспросветное, чуть удивленно отчаяние. Зачем все это? К чему?
Зачем ты тащишь меня снова
К людям чужим
Без единого слова?
Зачем ты берешь мои руки,
Изрезанные ножом?
И эти кошмарные звуки —
Ты говоришь — музыка.
Я говорю — мука.
Я знаю, что будет потом.
Зачем ты ведешь меня глупую, нелепую,
На дальний причал?
И снова кошмарные звуки.
(Рояль заскрипел, саксофон застучал,
И, кажется, стонет скрипка).
Смеюсь и плюю —
Твои губы целуют так мерзко и липко.
Бросаюсь в холодную воду с ограды.
Плыву.
Плыву за буйки.
В холодную моря громаду,
Пока еще руки крепки.
Но шелк этой юбки цыганской
Так тянет ко дну.
И волосы мне облепили лицо.
Тону.
Тону и смеюсь.
Вода в моих легких,
Но я не боюсь… Но что это?
Было темно и вдруг болью прорезался свет.
На досках лежать так холодно.
Прошу у тебя ответ;
Но ты только плачешь,
Целуя мою рассеченную бровь.
И я говорю — тихо — безумие.
Но ты возражаешь — впервые —
любовь.
Где-то на середине песни струна оборвалась, издав жалобный стон. Ничуть не смущаясь, странная девушка продолжила петь, одним голосом вытягивая сложную мелодию. Слушатели, как завороженные, подались вперед — и я вместе с ними. Здесь, на самом краю пирса, было сложно разбирать отдельные слова. Плеск волн заглушал тихий голос, скрадывая окончания, и казалось, что певица задыхается от судорожного плача. Но последнее слово, произнесенное хриплым шепотом, я услышала очень четко. Сжалась в комочек, стараясь не вспоминать.
Безумие.
Любовь.
Наверно, все же безумие. Он ведь ушел.
Кажется, я еще довольно долго пролежала на просоленных волнами досках. Кто-то из постояльцев принес гитару взамен сломанной, и девушка продолжила петь. Я распласталась на мокрой шероховатой поверхности, вглядываясь в далекие звезды, вслушиваясь в гитарные переборы. Издалека все песни походили друг на друга. Жирную точку в выступлении поставил ди-джей с ненавистной дискотеки, увеличивший громкость на радость толпе. Бедная Этна, неужели ей это действительно нравится? Мне — точно нет. Да и в номер пора возвращаться, вставать завтра рано…
К моему большому удивлению, Этна и Сианна не бесились под вопли популярной группы, а вяло ругали вдвоем кого-то третьего, сидя на ступенях нашего корпуса. Хм, забавно здесь все устроено — эти милые домики и разноцветные лестницы снаружи ночью выглядят совсем по-другому. Окна, затененные вечнозелеными тропическими деревьями, выходят во внутренний двор, словно кто-то специально создавал проект с учетом местной нереальной жары. Правда, на практике это мало помогает…
— Чего сидим, кого ждем? — весело поинтересовалась я, подходя к злобной парочке.
— Ждем, пока кое-кого хватит кондратий, — Этна яростно ковырнула мыском гладкие плитки. — Не дергайся ты так, я не тебя имею в виду.
— А кого же тогда? — я осторожно присела рядом с ней на ступеньку. Бездна, здесь даже гранит теплый.
— Сестер Самсоновых, — просветила меня Сианна, откидываясь на пол. — Их сиятельства куда-то упилили. И ключ нам, естественно, не оставили.
— Блин, договорились же, что карточку они засунут за светильник, — Этна исподлобья глядела на темную аллею, и взгляд этот не сулил забывчивым дамам ничего хорошего. — Мы и ушли спокойно плавать, а они загорать отправились. Возвращаемся с дискотеки, а здесь ни Самсоновых, ни ключа. И где их искать?