– Ошибаешься, – самодовольно заявил Рубцов, подставляя шланг мне прямо в лицо. Я закрылась ладонями и вновь услышала этот звук - его усмешку.
Она напоминала солнечный блик на воде, в ней однозначно крылась какая-то загадка, и в то же время привлекательность. Хотелось подойти, рассмотреть поближе, стать свидетелем чего-то большего. Но я постаралась откинуть от себя эти мысли, какая все-таки дурость думать о чьей-то улыбке. Тем более об улыбке Ильи.
– А? – я опустила руки, поток воды неожиданно прекратился. Но капли стекали по моим волосам, лицу и телу.
– Хватит с тебя… – самодовольно заявил он, затем бросил шланг в клумбу. Мы оба промокли до нитки, словно побывали под сильной грозой. Волосы Ильи прилипли ко лбу, его майка просвечивалась, я могла разглядеть кубики пресса. А уж как выглядела я сама, даже представлять не хотелось. Наверняка не лучшим образом.
– Вот спасибо, – мой голос дрогнул. Вся эта ситуация напоминала не иначе американскую романтическую комедию, где в конце такой сцены обязательно следовал поцелуй. От собственных мыслей, мои щеки вспыхнули еще большим жаром. И о чем я только думаю?!
– Пошли, дашь мне полотенце, – скомандовал он.
– А больше ничего тебе не дать?
– Нет, остальное оставь для своих поклонников, – он развернулся и двинулся в сторону входа ДК, а потом добавил. – Если они, конечно, у тебя есть.
Я хотела его придушить! Серьезно, этот парень одной фразой убивал напрочь мое прекрасное настроение. Даже небо вдруг из лазурного сделалось серым. Природа тоже бунтовала против Рубцова! Кто вообще таких парней любит? Кому они нравятся? Что за хам!
Подбежав к Илье, я чуть не влетела в его спину. Проклятье, зачем же так резко останавливаться? Он окинул меня недовольным взглядом, в котором так и читалось: “Что за неумеха?” Я вспыхнула, сжав кулаки.
– Что? – прорычала.
В округе шелестела листва, над густой зеленой травой порхали бабочки и жужжали шмели. Было так тихо, словно в этом мире нет никого, кроме нас двоих.
– Ничего, показалось.
– Слушай, я не собираюсь давать тебе полотенце, – я пропустила его ответ мимо ушей. – Иди, бери его у своего фан-клуба. Вот они сойдут с ума от радости.
– Только не говори, что я попал в точку? – он будто не слышал моих отказов, двигал как танк к цели, а именно к моему тренерскому кабинету. Я только и поспевала семенить следом, скрестив руки на груди.
– Нет, серьезно, – крикнула я ему в спину. Мы шли по пустому коридору, звуки наших шагов разлетались подобно музыкальным ритмам по пустому помещению. Два медленных и тяжелых шага. Топ. Топ. И четыре быстрых, легких шага. Топ. Топ. Топ. Топ. – Зачем ты сюда пришел? Тебе тут, что медом намазано? Или постой… – я подбежала и уперлась спиной в дверь, ведущую в зал, перегородив путь дальше. – Может ты сталкер?
– Да ну? – он неожиданно уперся ладонью в дверь, прямо возле моего лица. Затем наклонился, заставляя меня вздрогнуть. Кола и мята. А еще прохлада. От него веяло прохладой, словно надоедливое жаркое лето сменилось долгожданной осенью. Я вдруг захотела, чтобы за окном пошел дождь. Желательно с грозой. Чтобы он смыл жар с асфальта. И с моего сердца, которое слишком неистово билось под ребрами.
Губы Ильи находились буквально в паре сантиметров от моих. Их форма напоминала сердце, а цвет - алую розу из запретного сада, куда вход запрещен всем, потому что внутри живет большое чудовище.
Интуитивно я чуть приподняла голову, пытаясь разглядеть совершенно мне незнакомое мужское лицо поближе. У него были острые, выточенные скулы, будто их обработал скульптор, но выражение лица при этом было довольно мягким, совсем не отталкивающим.
– В любовники не получилось записать, решила в сталкеры? – спросил Рубцов спустя, наверное, целую вечность. И почему, собственно, я его сразу не оттолкнула? Почему позволила стоять так близко? Почему сама столь пристально разглядывала? А он, на минуточку, тут оскорблениями раскидывает! По мою душеньку! Вот же!