Было, было на что посмотреть в хаджимусском музее! В почте его — интереснейшие человеческие документы.
За 16 лет работы клуб «Красные следопыты» установил связь с 400-ми семьями погибших под Хаджимусом. Столько же ветеранов двух дивизий, освобождавших село, пишет следопытам, рассказывая об августовских днях 1944 года.
Исправлены имена у 481 погибшего, 25 павших за Хаджимус перестали быть неизвестными, а их родственники получили весточку из Молдавии.
18 человек приезжали в Хаджимус, чтобы снять свое имя с мемориальной плиты!
Узнали ребята из почты о совершенно особых письмах солдат — они назывались посмертными. Такое письмо не отправлялось домой, оно лежало в кармашке гимнастерки вместе с партбилетом или комсомольским билетом, с письмами из дома. Каждый бой мог оказаться последним, и солдат оставлял своеобразное завещание.
«Дорогие мои отец и мама! — писал на тетрадном листке политрук полка Петр Гершкевич. — Когда вы будете читать это письмо, меня не будет в живых. Скоро бой, и в случае моей гибели письмо отошлют вам. Не сердитесь на меня за него. Мне очень не хотелось бы причинять вам боль, я очень и очень люблю вас и знаю, что для вас был дороже всего на свете, что я у вас один… Но война есть война. Я мечтал и думал, что вы никогда не получите этого письма. Но… война без жертв не бывает.
Хочу сказать вам, что я в последних рядах не был и не буду, что долг свой выполню до конца.
Не огорчайтесь слишком, пусть только крепче войдет в ваши сердца ненависть к врагам и любовь к родной земле.
Живите и не горюйте долго. Я верю в нашу победу, верю в то, что я все отдал во имя общего счастья.
Живите, работайте, вспоминайте меня и не завидуйте тем родителям, чьи сыновья остались в живых ценой трусости, и нашли свое место не здесь, на поле боя, а там, где должны быть только женщины, старики и дети. Я ненавижу этих людей.
Вот и все. Крепко, крепко целую вас, мои родные, прощайте!»
Сотни раз поцеловано родителями каждое слово сыновьего письма — как были бы поцелованы потрескавшиеся от зноя и ветра губы солдата, если бы он вернулся.
Много сказали ребятам эти слова о Петре Гершкевиче, но хотелось знать еще больше. Хотелось знать, как он погиб. И на одной из встреч с ветеранами услышали от бывшей медсестры Фаины Ивановны Сазоновой:
— Ох, да какой же это был замечательный парень! На фронт его не брали из-за плохого зрения — так он в военкомат два года стучался. Взяли, наконец, направили политруком. Он в очках был, а все к оружию тянулся, хотел драться с фашистами по-настоящему.
Как-то не давал нам немец головы поднять, а команда была «В атаку!» Он первым встал, пошел, за ним остальные, — но тут-то его и убило…
Письмо-завещание прислали красным следопытам родители убитого политрука: вот какими они были, солдаты Великой Отечественной, вот о чем думали, идя в бой…
Выслушали следопыты из Широкого историю про Петра Гершкевича и достали из папки письма домой Николая Курило — знали, что понадобятся.
Нйчего особого не было в этих письмах, сложенных треугольником, писанных карандашом. Воюю, жив, здоров, чего и вам желаю. Чуть-чуть — насколько было позволено военной цензурой — о своей жизни на фронте, к которой привык, как привыкают ко всему на свете, и в которой не видел уже чего-то необыкновенного.
В каждом письме передавал привет всем-всем родственникам и знакомым. Беспокоился о семье…
Но в одном письме была написана Николаем любимая им песня «Землянка». Он хотел, чтобы ее знали все, и посылал домой текст. Читавший письмо прочитал и первые строчки песни, которую знали тогда и пели наши солдаты:
То время — и землянка, и тесная печурка, и вой вьюги наверху, и осыпающаяся от взрывов земля — то время никак не могло предстать перед глазами ребят. Но все равно они замолчали, как замолчали бы взрослые, которых эта песня в одно мгновение перенесла бы в военное время.
— А я знаю «Землянку», — сказала Зина Нафраницэ. — И запела; Кто-то подхватил.
Тихо было в музее — ничьи шаги и ничьи голоса не нарушали покоя, и во дворе было тихо. Ребята двух сел, украинского и молдавского, негромко пели старую фронтовую песню.
Они пели любимую песню Николая Курило все вместе — и гости, и хозяева, — и это было похоже на то, что ребята отдают свой долг памяти солдату, павшему за свободу их общей земли, земли, над которой взмахнула зеленым крылом сороковая после освобождения весна.