Должно быть, в тысячный раз в своей жизни Гурни убедился, что первое впечатление о человеке может быть обманчивым.
— Спасибо, детектив Бельцер, — сказал он здоровяку с татуировкой, разглядев имя на бэйджике. — Это великолепный ответ.
Он скользнул взглядом по аудитории и понял, что даже Фальконе согласен со сказанным.
Гурни сделал паузу и вытянул из жестяной коробки леденец, чтобы дать слушателям минуту подумать над словами Бельцера.
— В этой сцене комиссар, возможно, очень хочет, чтобы срыв допрашиваемого был настоящим. Какие у него могут быть причины? — он наугад протянул руку к одному из офицеров, до сих пор не подававших голоса.
Парень моргнул и нервно оглянулся. Гурни ждал.
— Ну… скажем, ему просто нравилось чувствовать превосходство — типа, так ловко развел человека на правду… приятно думать, что умеешь раскалывать крепкие орешки.
— Совершенно верно, — кивнул Гурни и повернулся к другому молчуну. — Какие еще могут быть причины?
Это был офицер с совершенно ирландской физиономией, увенчанной морковно-рыжей шевелюрой. Он улыбнулся и произнес:
— Может, ответ просто был в кассу для отчета. Вписывался в какую-нибудь норму, и можно было сказать начальству: смотрите, я все выполнил, я молодец. Может, ему за это повышение светило.
— Да, понимаю вашу логику, — ответил Гурни. — У кого-нибудь есть еще версии? Почему комиссару хочется верить, что парень рассказывает правду?
— Власть, — произнесла девушка с акцентом, чуть скривившись.
— Поясните?
— Ему нравится выуживать из человека правду. Вынуждать признаваться в чем-то больном, стыдном, обнажить уязвимость, довести до слез, — пока она говорила, лицо у нее было такое, словно какая-то вонь мешала ей дышать. — Это же возвеличивает. Чувствуешь, какой ты хренов гениальный супермен, если от тебя такой эффект. Да что там — ты господь бог!
— Да, это сильное переживание, — согласился Гурни. — Такое вполне может затуманить рассудок.
— Еще как, — хмыкнула она.
На заднем ряду поднялась рука. Смуглый офицер с короткими волнистыми волосами впервые подал голос.
— Простите… я, может, чего-то не понимаю. В здании параллельно идут два семинара: работа под прикрытием и ведение допроса. Лично я записался на первый. Я что, не туда попал? Просто вы до сих пор говорили только про ведение допроса.
— Вы пришли куда надо, — ответил Гурни. — Но эти две темы основательно связаны. Работа под прикрытием подразумевает обман, и нам важно понимать, чем хочет обманываться задающий вопросы. Мы разбираем наглядный пример, как можно срежиссировать у собеседника впечатление, что он благодаря своей компетенции «вытянул» из вас правду-матку. Я рассказываю, как выдать человеку именно ту реакцию, которую он с готовностью воспримет как доказательство своей правоты. Если вы заставите его поверить, что ему удалось выудить из вас что-то, о чем вы хотели промолчать, он почти наверняка решит, что ваше сообщение — правда. Важно дать человеку ощущение, что он докопался до вашего второго дна, и испытать то, что я называю чувством ложной эврики. Это ловушка ума, которая заставляет поверить в мнимое открытие.
— Ложной чего? — переспросил кто-то.
— Эврики. Это греческое слово, переводится примерно как «я нашел то, что хотел», а в нужном нам контексте означает «вот она, правда». Давайте подытожим… — Гурни сделал паузу, чтобы привлечь внимание к следующей части реплики. — То, что вам рассказывают, всегда может оказаться ложью. Но вы почти без вариантов поверите в то, что, как вам кажется, раскопали сами. Так что позвольте оппоненту решить, что ваша откровенность — его заслуга. Он хочет верить в свою проницательность и потому поверит в ваши слова. У него появится то самое доверие к вашей легенде, о котором мы говорили в начале и которое делает возможным успех операции. Во второй части семинара мы будем говорить, как именно этого доверия добиться. Как подсунуть вашему оппоненту кусок информации так, чтобы он поверил, что вытянул его из вас самостоятельно. А сейчас — перерыв.