Началось это наваждение с рядового случая. Бригада грузчиков в очередной раз приволокла в тарный цех груду поврежденных ящиков.
Тарщики постоянно и намного перекрывали плановые задания, о чем не раз горделиво писала многотиражка «Боги жаждут». Складов, разумеется, не хватало, так как они были рассчитаны на нормальную работу. Штабеля готовой продукции загоняли во все уголки «Олимпа». Пегасы-тяжеловозы, запряженные в грузовые колесницы, то и дело натыкались на эти горы, массами приводя ящики в негодность. Специальная бригада собирала поврежденные изделия и утаскивала обратно в цех. Тарщики старательно придавали разбитым ящикам прежний вид, причем, эта работа опять засчитывалась в план. Дальше воздвигались новые бастионы, и круг замыкался, чтобы повториться вновь и вновь.
Коллектив подобрался упорный. Грохот молотков, сколачивающих новые и возрождающих старые ящики, не смолкал ни на минуту. С помощью неповоротливых пегасов тарщики вечно лидировали в соревновании цехов.
Мидасу было неприятно смотреть, как труд его смены постоянно подвергается порушению. И вот, впервые в жизни, не сдержавшись, наговорил кучу резкостей старшему конюху-экспедитору.
— Что это, я вас спрашиваю! — потрясал мастер разгромленным ящиком. — Ваши рысаки копытами порасшибали. Гоняют, как на ипподроме. Надо же умудриться — ни единой досточки целой! Смотреть под ноги надо. Жокеи выискались, тьфу!..
— Расставлять не надо где попало, — резонно возражал конюх. — Шагу ступить некуда. У меня четыре пегаса травмированы.
— Облетайте, раз объехать не в состоянии. Раскормили одров, крыльями шевельнуть лень!
Мидас в сердцах трахнул кулаком по разбитому ящику и удалился в свой закуток (была у него маленькая клетушка позади участка) — пить валерьянку в таблетках и корвалол в каплях.
Когда он, по обыкновению подтянутый и сдержанный, снова появился на участке, там уже шла ругня. Особенно негодовал Сизиф, на время досыпки горы прикомандированный к транспортникам. Его верный камень лежал в тенечке, заботливо прикрытый лопухами.
— Нормы для них не писаны! — бушевал несун-рецидивист, указуя ногой на сломанный ящик, отливающий тусклой желтизной. — Я им не Геракл! Где мастер? Подайте мне этого мастера!
— Я мастер. В чем дело?
— Ты попробуй, подыми его! Свинцовые делать стали, да? Мы, значит, надрывайся? Шалишь, мастер! Дураков нынче нету!
Мидас попытался приподнять ящик, но тот словно прирос к полу.
— Странно… Где вы его нашли?
— Ты, мастер, нам зубы не заговаривай! Твоя продукция, ты и держи ответ. А ну, подписывай наряд на отгрузку! У меня, может, ущемленная грыжа начинается!
Мидас в замешательстве подписал наряд, и Сизиф разом успокоился.
— Погоди, а остальные кто затаскивать будет? — спохватился мастер.
Сизиф тут же очень артистично представил, как у него начинается ущемленная грыжа. Мидас махнул рукой и занялся странной тарой.
Только у себя в закутке, с помощью пяти человек затащив находку внутрь, Мидас установил, что ящик состоит из чистого технического золота: Пробы, впрочем, нигде не стояло.
Встревоженный мастер замаскировал сокровище старыми номерами многотиражки «Боги жаждут», тщательно запер дверь и отправился к начальству за инструкциями.
В кабинете начальника тарного цеха с широким, во всю стену окном, из которого открывался вид на храм заводоуправления, восседал быстроногий Ахилл. Он был только что переведен в тарный, обойдя таким образом почти все подразделения «Олимпа». Ахилл нигде подолгу не задерживался, стараясь только не слишком разваливать работу, а к своим горизонтальным перемещениям привык и даже подвел под них некоторую теоретическую базу.
— Я, — говорил он жене, — как и все вокруг, развиваюсь по спирали. Только спираль эта у меня сильно сплющенная!
Супруга Ахилла нимало не возражала против сплющенной спирали, так как должностной оклад мужа оставался почти неизменным. Как, впрочем, и премии.
— У нас тут ящик золотой обнаружился, — сообщил Мидас, не вдаваясь в подробности.
Ахилл величественно отвернул голову от окна и осмотрел подчиненного.
— Чего же вы от меня хотите?
— Как же, — запыхтел мастер. — Драгметалл все-таки… Оприходовать бы или как… Куда мне его девать-то?
Ахилл поморщился:
— Ваша фамилия, кажется, Мадас?
— Мидас. Ми — первый слог.
— Да-да, верно… На прибалтийскую похожа. Сами-то откуда?
— Местный я, — сдержанно ответил Мидас. — Грек.
— Так если грек, — задушевно произнес начальник, — почему такой трудный в жизни?