– Какие подкрепления? Полк-то в наступление ушел, за нами никого. Госпиталь да штаб.
– Слышь ты, стратег фуев. Мы тут минут пятнадцать продержимся, если немцы как следует попрут. Так что хана будет и штабу и госпиталю. Понятно? Давай, Гер… Не подведи. Да подожди, сейчас немцы улетят и молнией беги.
– Есть!
А дед, тем временем, сидел на колокольне и ругался на фрицевские самолеты. Заходили те из крутого пике, стрелять по ним не было никакой возможности – приклад пулемета упирался в пол. Вдруг деда осенило:
– Слышь, боец…
– Колодкин.
– Вставай-ка на четвереньки…
– Зачем это?
– Вставай, вставай…
Тот встал в коленно-локтевую позу. Дед поставил ему на спину «МГ» и сказал:
– А теперь приподымись на руках. Только башку не подымай. И не дыши, замри!
Дед стал выцеливать «Юнкерсы». Они как раз заходили на второй удар по траншеям, слава Богу, пустым. Один пошел в пике, второй, третий, четвертый…
Первый бомбы сбросил, стал выходить… Второй через ту же точку…
Когда замыкающий стал выходить – дед пустил длинную очередь в место выхода.
И «Юнкерс» влетел в эту смертельную струю!
Мотор его задымил и заглох. Немец пошел боком в сторону леса, но выровнялся. Стал планировать, видимо, в сторону своего аэродрома. Но высоты не хватило. Рухнул в лес, зацепившись крылом о высокую сосну.
Остальные шарахнулись в рассыпную.
Дед им погрозил кулаком:
– Тевтоны чертовы! Вы мне еще в ту войну своими тарахтелками кровь попортили. Все мечтал сбить хоть одного.
– Можно дышать-то? – сказал «лафет».
– Дыши, – снял пулемет с Колодкина дед. Самолеты же сбросили остаток бомб в поле и пошли, набирая высоту домой. Оказалось, что хваленые немецкие летчики очень не любили когда по ним стреляли и попадали.
Дед уже начал спускаться вниз, как красноармеец заорал:
– Немцы! Немцы идут! С танками!
Из леса и впрямь выходили густой толпой фрицы.
– Мать моя женщина… Сколько же их…
Танки же выруливали как раз с той дороги, куда недавно ушли наши «тридцатьчетверки».
– Странно, как же так-то… – прошептал Колодкин.
– Отрезали с флангов. Чего странного-то…Как кура в ощип залезли, иттить… Вниз давай
Прощин уже видел немцев, подбегая к церкви:
– Рота к бою! Все целы?
– Заборского ранило вроде… Витек, ты как?
– Нормалек… Локоть левый…
– Хреново. Кто самолет сбил?
Колодкин показал на деда.
– Ну, Кирьян Василич… – С уважением посмотрел на деда Прощин. – Тебе уже «Красная Звезда» полагается. Ты этак через неделю боев в генералы выбьешься…
– Ему «Звезду» выпиши, – показал дед на Колодкина. – Я без него бы не справился.
– А мне-то за что? – удивился тот.
– Значит ты и… ты, Кашин. За ампуломет. Живо. Бабы! Пацана в охапку и в тыл. Пулеметчики, по флангам. Кирьян Василич. Лезь обратно на колокольню. Только за танками следи. Всё.
Бойцы выскочили из церкви и бросились занимать немецкие траншеи.
Немцы рыли качественно, зигзагами. Поэтому бомбежка повредила только часть окопов.
Двадцать четыре бойца заняли свои места.
А фрицы не торопились. Шли спокойно, покуривали. Некоторые даже карабины с плеча не снимали. А на расстоянии метров в двести от холма вообще залегли. Встали и танки, чего-то ожидая.
– Чего это они? – спросил Еж.
– Думают. То ли сразу сдаться, то ли до сорок пятого потерпеть. – пробормотал Вини, выбирая винтовкой из толпы немцев офицера.
– Почему до сорок пятого? – поинтересовался какой-то боец. Кажется, Юдинцев, по фамилии. Ему, как самому крепкому из бойцов, досталось противотанковое ружье. Второй его номер, боец Русских, сидел на дне траншеи, держа наготове патроны.
– Почему, почему… Так… К слову пришлось… – ответил Вини. – Ушастый ты больно, как я погляжу.
– Слух хороший…
За лесом что-то прогрохотало. Пронзительный свист…
…Рита, Марина и Иванко отбежали уже на противоположную сторону холма. И тут Рита подумала, что надо было бы взять оружие с собой. Тот пистолет, который ее спас от Таньки-пулеметчицы ей так и не вернули.
Увидев свежую огромную воронку от авиабомбы, она сказала:
– Марин, посидите пока тут с Ванькой. Я назад сейчас мотнусь, автомат выпрошу…
– Ритуль, может не надо…
– В одну воронку, говорят, снаряд дважды не падает… Я мигом. Ванечка, тебе принести чего-нибудь?
Тот кивнул.
– Чего, Ванюш?
– Хлеба и мяска вкусного…