МИКИТА (Продолжая стоять на коленях и протягивая вслед Насте раскрытый зонтик). О, класс мой асессорский, о, ранга моя бонтонная, беспардонная!
Явление XII
Микита — Оборванец
ОБОРВАНЕЦ (появившись с той стороны, куда удалиласьНаста, коленопреклоненному Миките, простирающему руки.) Пожертуйте, товарищ, безработному!
МИКИТА (сойдя со скамейки, в сторону). Начинается! Подуіаешь, товарищ! (Оборванцу.) Простите, я не товарищ, а, меджду протчим, буржуаз, а как вам должно быть известно — буржуазия не жертвует. (Сердито отворачивается.)
ОБОРВАНЕЦ (погрозив кулаком, в сторону.) Подожди! Завтра ты у меня иначе запоешь! Завтра ты у меня попросишь! (Хватает забытое на скамейке портмоне и уходит.)
Явление XIII
Микита
МИКИТА (к проходящей мимо с красным знаменем группе граждан и гражданок). Может, уважаемые мадамы и мусьи, желаете купить марки? (Ощупывает карманы.) Новенькие... Совсем новенькие... Где же они? (Оглядывает скамейку, смотрит под ноги.)
Граждане и гражданки, прыснув со смеху, проходят.
Стащил кто-то! Последние копеечки стащил, меджду протчим, и русские, и немецкие. Завтра хоть ты зубы на полку положи. (Опускается на скамейку, вздыхает, свешивает голову и впадает в глубокую полусонную задумчивость.)
Пауза. Начинается танец Теней под музыку шарманки. Спустя несколько минут врываются бравурные звуки военной музыки, звучат церемониальный марш и крики: «Ура! Ура!» Танцующие Тени исчезают.
МИКИТА (вскакивает и в такт музыке топчется на одном месте, Затем быстро вынимает из кармана красный платочек, привязывает к зонтику, становится на скамейку и, по-прежнему маршируя на месте, размахивает зонтиком с платком и кричит.) Нехай живут свободные профессии! Нехай живут красные асессорские ранги!
Занавес
Действие третье
Та же, что и в первом действии, комната Микиты. Беспорядочно разбросаны различные домашние вещи, как будто их посносили сюда изо всех комнат. Трюмо, граммофона и мягких кресел нет. Обои ободраны и свисают клочьями. Портреты — те самые, из первого действия,— повернуты лицом к стене. Все свободные места на стенах заклеены правительственными постановлениями, декретами, лозунгами, газетами того времени, плакатами. Висит балалайка.
Когда подымается занавес, Гануля, закатав рукава, стирает в корыте белье, рядом сидит Гарошка и пыхает люлькой.
Явление I
Гануля — Гарошка
ГАРОШКА. Аб чым жа, тое-гэта, хацеў я сказаць?
ГАНУЛЯ. А нешта нейкае аб высяленні была ў цябе, сваток, гутарка спачатку.
ГАРОШКА. Ага, успомніў. Дык вось, як нашы гэткім чынам апошні суд з князем прайгралі, пачалося тое высяленне. Але як, свацейка, пачалося? Нашы ўсё роўна не хацелі пакідаць сваіх сяліб. Ну што ж? Нагналі гібель казакоў, сам нават спраўнік з Менску прыехаў. Тады ўсе мужчыны і ўсе кабеты, найболей старэйшыя, паклаліся ўпоперак вуліцы: «Хай высяляюць! — сказалі сабе гэтак — Хай праз нашы галовы ўвойдуць ў нашы родныя хаты!» Ну, разумецца, казакі не спалохаліся гэтага. Рынулі ўсёй гурмай на конях праз ляжачы народ, а за імі прыстаў на сваёй вараной тройке. На капусту людзей зрэзалі і на кашу з зямлёй змяшалі. Бацька і маці мае таксама там засталіся.
ГАНУЛЯ. Мы наракаем, што цяпер цяжка жывецца, а як падумаеш, дык і ўперад не вялікі мёд быў.
ГАРОШКА. I чамярыца яго ведае, як гэта неяк хітра на свеце устроена! Паны былі польскія, законы — рускія; польскія лаюць[31]рускіх, рускія лаюць польскіх, а як прыйдзе што да чаго, каб нашага простата чалавека пакрыўдзіць, дык і польскія і рускія ў адну дудку граюць.
ГАНУЛЯ. Ды яно ж гэтак, мой сваток. Каму па каму, а нам, казаў той, дык два камы.
ГАРОШКА. Наш настаўнік, Янка, дык той без ніякага нічога як тапаром сячэ: «Пакуль, кажа, не зробімся самі гаспадарамі, датуль ніякага ладу ні складу ў нас не будзе». Гэты настаўнік добры і дужа разумны чалавек, але трохі галава яго нечым заведзена, бо мала, што сам носіцца, як кот з салам, з усялякімі мудрымі думкамі, дык яшчэ, як на тое ліха, і маёй Алёнцы ў галаве ўсё дагары нагамі перакуліў. I цяпер тая ўжо, як папуга, паўтарае за ім: «Будзем самі сабе гаспадарамі!»