Между ними лежало девять часов полёта. В самолёте он смотрел запись её выступления в "Мулен Руж". Сделана она была с близкого расстояния. И самолёт, поглощая мили, тоже приближал его к ней.
От Джины пришёл "SMS":
- Сегодня отличная погода. А тебя нет. Как насчёт катания на лыжах?
В Антверпене дул свежий ветер и готовились выстрелить тюльпаны.
Она поставила средневековую Фландрию нон стоп.
Шумел тревожно вихрь, и издали доносился колючий марш. Но неустанно бурлила площадь. Нараспев кричали глашатаи. Горожанки в длинных юбках совершали головокружительные кульбиты. Трубочисты в цилиндрах шли по канатам, натянутыми между печными трубами. И вдруг всё как окаменело...
На арену падало серое небо - огромное, чуть ли не во весь зал, шёлковое полотнище. И шёл дождь, похожий на слёзы.
У него был первый ряд нижнего яруса. Он поменялся местом с серебряно-седой старушкой, чтобы оказаться выше и напротив режиссёрской кабины. Из-за расстояния, прожекторов и бликов на стекле он не различал её. Он спустился в гардеробную и взял бинокль. Даже сквозь него нечётко угадывались три силуэта. Видимо, они сидели в глубине кабины за мониторами. Он перевёл бинокль на арену...
Звал горн и грохотал барабан.
Мастеровые споро ковали клинки, лили пушки в голубом огне и жонглировали ядрами.
Морские гёзы прыгали на подкидных досках через борта кораблей, вращались на канатах и мачтах и поднимали боевые вымпелы. Гёзы лесные, акробаты на батуте, рубились в воздухе и стрелялись с врагом. Джигитовали в отчаянном аллюре гонцы, передавая друг другу весть - трепещущий факел.
Пела русалка.
Корабли плыли по воздуху. Гёзы взлетали на плечи друг друга, строились в человеческие башни и стремились ввысь. Над ними реяли, как чайки или как дух, четыре девушки на вращающихся и перекрещивающихся трапециях. Она смешала в многолюдном акробатическом танце шутов, аристократов, бродячих артистов, торговцев, ремесленников, простолюдинов, и пронизала шоу светом надежды.
Над Фландрией шёл снег. Он медленно алел и превращался в кружащиеся лепестки роз. И зрители передних рядов тоже были усыпаны этими лепестками...
Секунд за тридцать до окончания представления он достал из-под сиденья букет белых и красных роз, и поднялся с места. Коридор был пуст; приглушённо горели огни. Было легко. Он был свободен и независим. И делать то, что ему нужно, тоже было свободой. Сейчас он близко, как и тогда, увидит любимую женщину.
На арене Дворца вспыхнули аплодисменты.
Дверь режиссёрской кабины была полуоткрыта. Она, улыбаясь и переговариваясь с ассистентом, укладывала сумку-портфель. Он видел её вполоборота. Она стала взрослой обаятельной женщиной, и осталась узнаваемо безупречно-красивой. Ей шли светло-синий брючный костюм с голубой рубашкой и крупные локоны. Сейчас она повернёт голову, и он скажет...
- Здравствуй, Алиса!
Она ещё улыбалась, но смотрела удивлённо и даже чуть ошарашено. Он понял, что, не контролируя себя, произнёс фразу по-русски, и быстро исправился:
- I"m sorry, Mizz Galanova. You've staged a magnificent show.
Он передал ей букет, который скорее вручил, нежели она приняла. Глаза у неё были, в самом деле, большие.
- It's okay, Sir. Thank you for the praise. Are you from Russia?
Голос у неё был севший и чуть низковатый, возможно, из-за курения.
- I was born there, but I'm Canadian.
Он видел - эта привлекательная для мужчин женщина не умела жить с ними.
- Have... have we ever met before?
Ему она была знакома, но близка только та молодая женщина на солнечной скамейке в Черновцах.
- No, I don't think we've met.
- Maybe... - запнулась она.
- Excuse me, I've got to go. Have a nice evening.
Он вышел из кабины, ощущая спиной её взволнованный взгляд.
Он шёл по проходу, заполняющемуся публикой. Он ни о чем не жалел, он такой, какой есть. Спасибо за всё, что она ему дала.
Теперь бы стоять у служебного выхода. Он мог её добиться, но это было не для него.
Его ждал сын, ждали в Сибири, люди в его офисе, партнёры, контракты...
И Джина.