рисович, когда был трезвым. Мне оставалось только пожелать девушкам удачи и передать Ольге привет и наилучшие пожелания от Лехи. На этом мы с Полиной попрощались, предварительно договорившись, что через месяц я начну звонить ей, чтобы узнать, когда они возвращаются. Положив трубку и оставив за себя старшего дежурной смены, я поднялся на поверхность и пошел в курилку. По пути я постучал в окно каптерки и сказал Лехе, чтобы тоже выходил покурить. Мы сели с ним в курилке, и я рассказал каптеру о разговоре с Полиной. Сказать, что Леха расстроился, - значит не сказать ничего! Леха чуть не плакал. Хорошо, что учебный взвод в это время находился в кино, а то им вряд ли бы пришлось спать нынешней ночью. Мы еще немного погоревали в курилке, и я пошел обратно на КП. До утра никаких происшествий не случилось. Я сдал смену, сходил на завтрак и завалился до обеда спать. Вечером я заступал в наряд и, как назло, опять дежурным по штабу. Пролетело еще пару недель. Особо грустить у нас не было времени. Начались проверки, учебные тревоги и тому подобное, так как зимой планировались учения войск ПВО в масштабах всего Советского Союза и нас заранее начали готовить к ним. В середине октября вышел приказ Министра обороны СССР о призыве в вооруженные силы и демобилизации военнослужащих, выслуживших положенные сроки службы. Согласно солдатской иерархии по этому приказу "старики" становились "дедами", а наш призыв с этого момента считался "стариками". Призыв, отслуживший в армии год, из разряда "молодых" переходил в разряд "черпаки", а "салаги" автоматически становились "молодыми". А вот "салаги" появлялись в части только после того, как призванные согласно этому приказу на военную службу ребята принимали воинскую присягу. До принятия присяги они и военными-то еще не считались. Естественно, что сроки выхода таких приказов все призывы приблизительно знали, так как они выходили два раза в год в апреле и октябре примерно в одни и те же дни. Если и была разница в сроках, то небольшая, в один-два дня. День выхода приказа был праздником для призыва, становившегося "дедами", ведь скоро они будут дома и перестанут "стойко переносить все тяготы и лишения военной службы". Мне повезло. В день выхода приказа я с утра заступил на дежурство начальником смены. Николай утром заступил дежурить старшим смены, а после обеда заступал в наряд дежурным по КПП. Дежурным по роте заступал младший сержант Гаврилюк, недавно прибывший из свердловской учебки вместе с Павлишем. С сегодняшнего дня они становились "черпаками". После отбоя новоиспеченные деды достали заранее сделанные запасы и хорошенько отметили приказ. Гармониста Толика Супруна у нас в роте давно не было, и все бы прошло тихо... Но тут кто-то из дедов вспомнил, что есть обычай в этот день посвящать "молодых" в "черпаки". Проходило это посвящение так: "молодого" бойца клали на живот, и кто-нибудь из дедов отвешивал ему пять ударов бляхой(пряжкой) солдатского ремня по заднице - называлось это "рубить банки". После этих банок "молодой" и становился "черпаком". Почему "черпаком"? Как нам объясняли еще в учебке "старослужащие воины", это потому, что им предстояло еще целый год "черпать" эти самые "тяготы и лишения военной службы". Всех солдат этого призыва подняли по тревоге и построили в шеренгу возле пустой койки. Никто не сопротивлялся, так как знали, что через это посвящение проходят все, да и "банки рубили" не сильно, скорее в шутку. Когда уже почти все прошли посвящение и дошла очередь до дежурного по роте младшего сержанта Гаврилюка, кто-то вспомнил, что из учебки прибыли трое, а на "церемонии" было только двое сержантов. Оказалось, что отсутствует младший сержант Павлиш, но когда того начали будить, то услышали такую ругань и угрозы, что деды, хорошо употребившие в честь праздника, немного слетели с катушек. Чтобы вчерашний молодой высказал такое в адрес дедов - это было неслыханное нарушение солдатских законов. Были бы ребята трезвые, может, не стали бы связываться с зарвавшимся идиотом, устроили бы ему темную, и все. Но таких не нашлось. Павлиша силой подняли, разложили на свободной койке животом вниз и "отрубили пять банок" от всей души. Ставший черпаком Павлиш еще долго выл на своей койке, призывая все невзгоды на головы обидчиков, пока в него не полетел чей-то кирзовый сапог. Все вроде бы успокоились до утра, и рота уснула. После подъема все шло своим чередом: зарядка, утренняя поверка, завтрак. О ночных приключениях никто не вспоминал. А в обед врио командира нашей роты вызвали в штаб. Оказалось, что Павлиш, подкараулив на территории части замполита, доложил ему, что ночью над ним надругались старослужащие. Услышав слово "надругались", замполит аж за голову схватился! И тут же повел Павлиша к командиру части. Когда этот недоделанный младший сержант и командиру части заявил, что над ним надругались, у того чуть не случился сердечный приступ. Случай группового изнасилования являлся для Советской армии из ряда вон выходящим. Сокрытие его было чревато тяжёлыми последствиями и суровыми наказаниями для всего командования части и даже корпуса, вплоть до понижения в званиях, должностях и даже увольнения из армии без сохранения положенных льгот, а то и привлечения к уголовной ответственности вместе с насильниками. Тут же были отправлены посыльные к нам в роту за Майоровым и в санчасть за капитаном Козловым. Когда те бегом прибыли в штаб, командир части чуть ли не с кулаками набросился на нашего старлея. - Объясните мне, что происходит у Вас в роте, товарищ старший лейтенант? - орал командир, брызгая слюной и размахивая кулаками перед лицом Майорова. А тот, растерявшись и почти потеряв от страха дар речи, только и смог кое-как промолвить: - А что происходит у меня в роте, товарищ майор? Тут дар речи потерял уже командир части. Он бы, наверное, просто прибил нашего врио, если бы вовремя не вмешался замполит. Он, встав между командиром и Майоровым, спросил: - Вы знаете, что ночью старослужащие изнасиловали вот этого бойца? - и указал на стоящего в углу и слабо чего понимающего Павлиша. Теперь пришла очередь держаться за сердце нашему старшему лейтенанту. Какое к черту поступление в академию! Тут бы под суд не угодить! Немного успокоившись, командир приказал всем идти в санчасть для проведения освидетельствования. В санчасти "жертву насилия" снова уложили на койку лицом вниз и приказали оголить филейные места. Командование части созерцало покрасневшую после "банок" задницу Павлиша, пока капитан медицинской службы Козлов проводил осмотр. Минут через пять капитан отошел от лежащего с голыми ягодицами младшего сержанта и сказал: - Никакого изнасилования не было, а вот по заднице ему надавали от души. - Встать!!! - заорал дурным голосом командир. От страха Павлиш вскочил с койки и, забыв надеть штаны, замер по стойке смирно. - Шутки шутить вздумал, твою налево?! - продолжал неистовствовать майор. - Да я тебя сейчас сам... Тут снова вмешался замполит. - Товарищ младший сержант, доложите, что с Вами произошло ночью? - приказал он Павлишу. И тут, заикаясь от страха, путая русские слова с украинскими, тот рассказал, что ночью его схватили, бросили на койку и били пряжкой ремня по жопе. Потом отпустили и сказали, что он теперь черпак. Облегченно вздохнув, еще раз помянув Павлиша матерным словом, командир с замполитом вышли из санчасти, приказав Майорову разобраться с бардаком в роте, наказать виновных и доложить. Приказав Павлишу идти в роту и ждать его в канцелярии, Майоров выпросил у военного медика пятьдесят граммов чистого спирта для успокоения нервной системы. Оказалось, что от страха в темноте Павлиш не смог разглядеть в лицо ни одного обидчика и на вопрос Майорова, кого же конкретно ему наказывать, ничего ответить не смог. Тогда, пообещав наказать самого Павлиша, если тот еще раз попробует через его голову обратиться к замполиту или командиру, выгнал стукача из канцелярии. В эту же ночь недоразумению с лычками младшего сержанта устроили темную и надавали хороших люлей. Правда, по лицу не били, чтобы не оставлять следов; причем били ребята из его же призыва. А до конца службы за Павлишем закрепилась позорная кличка Петушок. Как-то раз после обеда я зашел в курилку возле родной роты. Утром я заступил на дежурство начальником смены. Не знаю почему, но в сетях то и дело пропадала связь. На устранение этих неполадок ушла почти вся утренняя смена, так что я не выходил с КП до самого обеда и последних новостей еще не знал. Зато все новости всегда знал наш каптер Леха. Подсев ко мне и закурив, он сообщил радостную новость. Оказывается, пришел приказ командующего о присвоении Эдику Азизову очередного звания - старший лейтенант. - Давно пора! - сказал я, искренне радуясь за друга. Мы с каптером еще немного поговорили, но нужно было идти на КП проверять качество связи. Эдика я смог поздравить только на следующий день, когда, сменившись с дежурства, шел в столовую завтракать. Новые погоны с тремя звездочками очень хорошо смотрелись у него на плечах. Эдик спросил, чем я буду заниматься вечером. Так получилось, что мы с Николаем в наряды уже неделю не ходили. В роте сложилась такая ситуация, что нам приходилось менять друг друга через сутки на дежурстве. Последний прапорщик, который заступал на дежурство начальником смены радиобюро, "сбежал" от нас служить на Камчатку. А еще одного, который только что окончил школу п