Глава 24.
Где-то через неделю после этого состоялись учения 4-й Отдельной Уральской армии ПВО. В учениях были задействованы все уральские части ПВО. Проводились эти учения в условиях, наиболее приближенных к боевым. Продолжались учения трое суток. К нам на КП приехали проверяющие из штаба армии. Боевую готовность нашего узла связи проверял начальник связи армии лично. Так уж получилось, что в тот день, когда проверялась подготовка нашей роты, начальником смены радиобюро заступил я, сменив отдежурившего свою суточную смену Николая. Не знаю почему, но в тот день у меня все спорилось и получалось. Связь во всех сетях была отличной, все радиограммы передавались и принимались в срок и без ошибок. Мы даже по времени опередили телеграфистов. Я не знаю почему, но, увидев на месте начальника смены военнослужащего срочной службы, проверяющий дал вводную: "Убит дежурный по радиосвязи". По боевому расписанию в этом случае обязанности ДРСа выполнял начальник смены радиобюро. С этими обязанностями я тоже справился. Тогда хитрый проверяющий подкинул еще одну вводную: "Убит дежурный по связи". На какое-то мгновение все растерялись. По боевому расписанию, в случае гибели ДС его обязанности брал на себя ДРС, но дежурными по связи ходили старшие офицеры в звании майора, а тут солдат, пусть и из старослужащих. Не знаю, что тогда на меня нашло, но я почувствовал прилив какой-то озорной решительности и, пока офицеры соображали, пересел на место дежурного по связи. По громкоговорящей связи я объявил всем подразделениям узла связи и КП, что принял обязанности дежурного по связи на себя, и приказал всем отделениям доложить о состоянии связи на линиях и в сетях. Ровно через десять секунд стали поступать доклады. Связь в этот день работала отлично. Выслушав последний доклад, я собрался доложить о состоянии связи проверяющему, но тот и сам все слышал по громкоговорящей. Он просто махнул рукой и дал отбой своим вводным, после чего я вернулся на место начальника смены. На следующий день учения закончились. Я все ждал последствий своей выходки, хотя по боевому расписанию я и сделал все правильно. А где-то через неделю меня вызвал к себе наш ротный и приказал составить список наиболее отличившихся на учениях солдат нашей роты, что я с удовольствием сделал. А еще через несколько дней перед строем на утреннем разводе на дежурство (я снова заступал на дежурство) командующий корпусом зачитал приказ по итогам учений. Приказ был довольно длинный. Я расскажу только о той его части, которая коснулась непосредственно нашего узла связи в разделе поощрений. Начальнику узла связи, начальнику штаба и замполиту объявлялась благодарность за высокую военную и политическую подготовку личного состава. Врио командира роты радиобюро старшему лейтенанту Майорову присваивалось внеочередное воинское звание капитана, и с него снимались все ранее наложенные взыскания. Затем в приказе шла такая фраза: "За отличное выполнение служебного долга в условиях, приближенных к боевым, предоставить краткосрочный отпуск на родину, сроком на десять суток, не считая дороги, следующим военнослужащим срочной службы…" Далее следовал перечень фамилий этих военнослужащих. Из нашей роты в него вошли почти все те, чьи фамилии я написал ротному. Были в том списке Николай, Саня Самсонюк, еще пара толковых ребят из нашего призыва, а также Леха Кириллов. Разве мог я его не включить в тот список, объяснив тогда Майорову, что без тыла мы никуда, а каптер и есть тот тыл. Майоров посмеялся, но из списка Леху не вычеркнул. Да, в тот список я включил ещё и Женьку Одинокова, но, видно, в штабе решили, что черпаку в отпуск еще рано, и присвоили Женьке звание ефрейтора. Я все время ждал, что в этом списке прозвучит и моя фамилия, но этого так и не случилось. Приказ был зачитан, все собирались по команде идти на дежурство и по местам службы, но тут вновь прозвучала команда: "Корпус! Смирно!" Мне было приказано выйти из строя, что я и сделал, соблюдая все требования строевого устава. Я стоял лицом к строю, а командующий корпусом зачитывал еще один приказ, но уже командующего 4-й отдельной армией ПВО. Согласно этому приказу я награждался "Почетной грамотой" командующего армией, а моим родителям направлялось "Благодарственное письмо". Конечно, по армейскому табелю о рангах это поощрение было выше отпуска, а вот по сути... Но я с бодрым видом гаркнул на весь плац: "Служу Советскому Союзу! " - затем по команде встал в строй. На этом развод и закончился. Весь день меня поздравляли прапорщики и офицеры. Даже прапорщик Вася Залупа, встретив меня в столовой, полез с поздравлениями. А вот сослуживцы, особенно получившие отпуск, стыдливо прятали от меня глаза. Полдня я это терпел, а после обеда собрал всех в курилке и объяснил им, что все в порядке, никаких обид с моей стороны быть не может, так как они тут совсем ни при чем. На следующий день, сверкая новыми погонами, капитан Майоров рассказал мне, что моя фамилия была первой в списке на отпуск, который он подал в штаб. Но оказалось, что приказ о моем поощрении уже пришел из штаба армии, а за одно и то же два раза не награждают, как и не наказывают. Дней через десять я получил письмо от родителей. С какой гордостью описывал отец, как их с матерью вызвали в республиканский военкомат и военком в чине генерала вручил им "Благодарственное письмо" и долго благодарил за воспитание сына! Если честно, то я до сих пор так и не понял, чего такого геройского я совершил. А если уж совсем честно, то занял место дежурного по связи я чисто из хулиганских побуждений. Я знал, что де-юре все делаю правильно и наказать меня не могут, да и очень мне хотелось посмотреть на выражение лиц наших офицеров. А вышло вон как. Эти грамота и благодарственное письмо долго хранились у меня в альбоме, но во время переезда из Молдавии в Россию они где-то затерялись. Теперь капитан Майоров при встрече стал здороваться со мной за руку. Да и отношение ко мне других офицеров изменилось. Назначенный писарем вместо ушедшего на дембель Женьки Попова молодой солдатик потом рассказал мне, что после моей выходки на учениях командир сначала ругал меня последними словами. Но потом, когда во время "разбора полетов" начальник связи армии начал хвалить руководство части за такую высокую подготовку специалистов, командир резко изменил свое отношение к моим действиям. Больше всего высокопоставленному проверяющему понравилось не то, что солдат принял на себя обязанности старшего офицера, а то, что справился с ними. Конечно, все это не могло не радовать, но на дежурства мне теперь больше месяца придется ходить через сутки. Николаю и Сане объявили отпуск. Экзамен на допуск у Женьки Одинокова был только после Нового года. Решили так: первым в отпуск едет Самсонюк - а мы с Николаем дежурим, по возвращении Санька в отпуск уезжает Николай - а мы дежурим с Самсонюком, меняя друг друга. Правда, на этот "отпускной" период меня приказом командира роты освободили не только от нарядов, но и от занятий. Да и какие занятия? Классность у меня была высшая, а политзанятия я мог и сам проводить, так как окончил школу комсомольского актива. Леха намеревался уехать в отпуск сразу же, как объявили приказ. Но тут заартачился старшина нашей роты прапорщик Кочкин. Он заявил Лехе, что пока тот не подберет себе преемника из салаг учебного взвода и не обучит его хотя бы азам каптерского дела, ни в какой отпуск не поедет. Старшину поддержал и новоиспеченный капитан Майоров. Была в деле подбора будущего каптера одна трудность. Леха попал в каптеры исключительно из-за своего каллиграфического почерка. Среди новобранцев никого с такими данными не наблюдалось. Солдата, подающего надежды стать высококлассным специалистом, никто в каптенармусы бы не отдал, а такие придурки, как Щипаныч, не подходил