Поговорив с Зейтуном, Кейти отключила телефон, хотя прекрасно знала, что делать этого не стоит: большинство заказов поступало к ним по утрам, да и клиенты рассчитывали, что в любой момент могут с ней связаться. Но она уже не раз позволяла себе такое: высадив детей у школы, по дороге домой дарила себе тридцать минут одиночества и тишины. Это была непозволительная, но совершенно необходимая роскошь. Кейти уставилась на дорогу, ни о чем не думая. Впереди у нее длинный тяжелый день, пока дети не отправятся спать, присесть не удастся, а сейчас — полчаса покоя и ясности.
Зейтун начал свой рабочий день с того, что поехал в другую часть города проверить, как идет ремонт в старинном внушительного вида особняке в Гарден-дистрикт, который ему очень нравился. Утром он послал туда команду из двух человек и хотел убедиться, что они пришли, приступили к работе и что у них есть все необходимое. Он взлетел по ступеням и вошел в дом. Какая красота, лет сто двадцать, не меньше!
В дверном проеме стоял на коленях Эмиль, маляр и плотник родом из Никарагуа, заклеивая плинтусы защитной лентой. Зейтун на цыпочках подкрался сзади и внезапно схватил его за плечи.
Эмиль подскочил от неожиданности.
Зейтун расхохотался.
Он и сам не знал, почему это делает. Трудно было объяснить, иногда просто хотелось подурачиться. Люди, которые долго у него работали, не удивлялись, а вот новички часто пугались, полагая, что хозяин таким своеобразным способом старается их воодушевить.
Эмиль вымученно улыбнулся.
Другой маляр, сальвадорец Марко, красил по второму разу стены в столовой. Эти двое, Эмиль и Марко, познакомились в церкви, сдружились и договорились работать в паре. Как-то раз они подрядились покрасить что-то для Зейтуна, и он, постоянно заваленный заказами, с охотой взял их на работу. Прошло три года, а эти двое исправно продолжали трудиться под его руководством.
Зейтун нанимал как местных, так и иммигрантов из разных стран: Перу, Мексики, Болгарии, Польши, Бразилии, Гондураса, Алжира. Большей частью ему с работниками везло, хотя в его бизнесе текучка кадров была выше, чем в любом другом. Многие приезжали на заработки, планируя поработать несколько месяцев и вернуться домой. Зейтун таких охотно брал, попутно освоил разговорный испанский, но всегда был готов к тому, что они могли исчезнуть без предупреждения. В основном же у него работали молодые люди, легкомысленные, живущие одним днем. Он не мог их осуждать — когда-то сам был молод и беззаботен, как птица. Старался объяснить им, что если не лениться и экономить каждую копейку, то даже ремонтируя квартиры можно неплохо зарабатывать и содержать семью. Впрочем, ему редко попадались заботящиеся о своем будущем молодые люди. Чаще всего он выступал в роли няньки: одеть, обуть, накормить, напоить, поругать, если опаздывали или пропускали работу. Это его сильно утомляло, подчас удручало. Иногда ему казалось, что у него не четверо детей, а несколько десятков, по большей части усатых и с вечно заляпанными краской руками.
Зазвонил телефон. Зейтун посмотрел на определитель номера, взял трубку и ответил по-арабски:
— Привет, Ахмад.
Звонил старший брат Зейтуна и одновременно его самый близкий друг. Ахмад с женой и двумя детьми-подростками жил в Испании. Там уже наступила ночь, так что Зейтун встревожился, не случилось ли, не дай бог, чего:
— Что-нибудь стряслось?
— Я слежу за вашей погодой.
— Фу ты, напугал меня.
— Вот и отлично. К этому урагану следует отнестись очень серьезно.
Зейтун, хоть и был настроен скептически, слов Ахмада мимо ушей не пропустил. Тот тридцать лет был капитаном корабля, ходил по свету на танкерах и лайнерах и как никто другой был знаком со штормами, их силой и траекториями. В молодости Зейтун немало попутешествовал с братом, который был старше на девять лет; по рекомендации Ахмада Зейтун был принят на корабль и побывал в Греции, Ливане, Южной Африке. Позже он уходил в плавание и на других судах, без Ахмада, и, движимый тягой к путешествиям, за десять лет объездил весь мир, чтобы в конечном счете связать свою жизнь с Кейти и осесть в Новом Орлеане.