– Но, деточка, отчего же вы мне раньше не сказали? Конечно, я понимаю, что вам невмоготу сидеть под замком и слушать все эти гадости!
– Не понимаю, как вы можете выносить это, доктор?
– Но я этим кормлюсь, дорогая!
– Мне придется вернуться к дяде Кейлебу…
– Глупости! Ничего подобного вы не сделаете. Терпели же вы целых три недели – потерпите еще столько же месяцев – а потом вы будете свободны, как ветер!
– Я не в состоянии больше торчать тут даже и одного дня! Не могли бы вы отыскать для меня пансионат? Когда я еще была маленькой девочкой, я жила у миссис Хэджерти на Шотуэлль-стрит.
– Вы хотите, чтобы все тотчас заподозрили что-то неладное, увидев такую хорошенькую девушку и в вашем возрасте одну в пансионате? Чтобы толки дошли до полиции?
– Полиции?!
– Ну, да! Дядя известил полицию о вашем бегстве и обещал вознаграждение тому, кто сообщит что-нибудь о вас.
– О господи!
– Тревожиться вам нечего, мы с вами ловко их провели. Теперь придумаем выход, который бы вас устроил. Что до меня, то я буду вполне удовлетворен, если за это время вы немножко полюбите старого хрыча Бойльстона.
– Вы же знаете, доктор, как я вам благодарна за все, что вы сделали…
– Правда?
– Ну, конечно! Вы это отлично видите!
– Нет, не вижу. Вы никогда не бываете ласковы ко мне, никогда меня не поцелуете…
– Может быть, когда я снова приду в себя…
– Да, вы много пережили, бедняжка!
– И потом, доктор, вы знаете, ведь… Майкл…
Лицо доктора омрачилось.
– Не особенно хорошо с вашей стороны продолжать думать об этом юном нахале!.. – Он проговорил это чуточку резко.
Наступило натянутое молчание.
– Ну, что же, я подожду, – объявил, наконец, доктор, видимо, уже не раз размышлявший об их взаимоотношениях.
– А теперь давайте подумаем, как быть с квартирой для вас, – переменил он тон. – Конечно, вы не можете долго оставаться в этой коробке. Надо будет подыскать что-нибудь более подходящее.
В тот же день, вечером, он сообщил ей свой план.
– Еще одна ночь здесь, – он нежно погладил ее по плечу, – а завтра вы можете перебраться в свое собственное жилище.
Оказалось, что он снял для Зельды смежную с его консультацией квартирку, уже с месяц пустовавшую. В квартирке было больше приспособлений для хозяйства, чем в Бойльстоновской. И она даже соединялась дверью с этой последней.
Наутро доктор и Зельда под своей вуалью отправились закупать все, что нужно, от коврика у двери до чайной ложки. Вечером он добыл ключ и повел Зельду осматривать новое ее жилище.
– Вот тут вы можете устроить спальню, а здесь – мы будем обедать вместе, если вы пожелаете и впредь обедать со мной. – Он многозначительно улыбнулся.
Он стал рисовать в радужных красках жизнь, которую она будет вести в новой квартире, в полной безопасности от преследований дяди. Первый раз за все три недели у Зельды стало легко на душе.
– Все это будет ваше, ваш собственный угол, – говорил доктор.
– Собственный угол! – повторила она с восторгом.
Промелькнули в памяти чердак, чулан в подвале, оранжерея, местечко меж ветвей ивы… Все места, где она пыталась создать себе этот «свой угол».
– И мне можно будет завести щенка или кошку, чтобы не было скучно? – спросила она со счастливым смехом.
Доктор утвердительно кивнул и ласково поглядел на нее.
– Вы очень добры ко мне, – промолвила Зельда, и губы у ней задрожали.
– Зельда, да для меня это самая большая радость, какую я когда-либо имел в жизни! – сказал внезапно охрипшим голосом Бойльстон и обнял ее.
В порыве признательности она припала головой к его плечу.
– Зельда, девочка моя маленькая, мой цветочек! – прошептал он. – Так вы немножко любите старого Бойльстона, да?
– Вы – такой добрый…
– И мне можно будет когда-нибудь поцеловать вас, да?
Глаза его сквозь стекла очков ярко сверкали, губы кривились от волнения. Он был до трогательности похож на голодного мальчика, и Зельда не могла отказать ему в поцелуе.
– Ах, Зельда, Зельда! – вскрикнул он, когда она высвободилась. – Вы не знаете, как я вас люблю. Вы – изумительная девушка!
На следующий день они снова отправились в поход по магазинам. Хорошенькая, крытая плюшем мебель для нового жилища, широкая кровать, одеяло, газовая печка, посуда, белье, зеркало, тысяча мелочей и, наконец, белый пушистый шарик, величиной с два кулака Зельды, с розовым носиком, розовым язычком и розовыми ушками, окрещенный «Джинджером».