Стана схватила этот рецепт, рецепт Флориана и помчалась в лабораторию, по дороге сбив кого-то, даже не заметив кого. В лаборатории были все алхимики и пан Сокол, напитывавший магией очередной кувшин зелья. Когда она влетела в лабораторию, по её всклокоченному виду и безумному взгляду все сразу решили, что Радко умер. Стана, поняв, что они думают, помотала головой:
– Рецепт… – она бросилась к столу, схватила перо, обмакнула его в чернильницу, но поняла, что её руки трясутся так, что она писать не сможет. – Ржегуше, – она посмотрела на свою ассистентку и протянула ей перо. – Пиши!
Ржегуше посмотрела на неё с опаской, а потом перевела неуверенный взгляд на главного алхимика. Тот тоже смотрел на Стану с сомнением, однако кивнул Ржегуше:
– Делай, что она говорит.
Девушка взяла перо и лист бумаги. Стана положила на стол оба рецепта и принялась диктовать:
– Значит, плесень – чёрная гниль или микота… нет, микоты здесь нет, – она пробежалась глазами по рецепту Флориана. – Пиши аспергий. Потом… Пан Горазд, – она подняла воспалённые глаза на главного алхимика, понимая, что думать уже не в состоянии, – что входит в питательную среду для аспергия?
Главный алхимик бросился к полке за справочником.
Радко уже не приходил в себя, то метался в горячке, то лежал неподвижно в прострации, иногда начинал бредить про тараканов в себе, гулей, болото, но постепенно его речь становилась всё менее разборчивой. Стана при малейшей возможности бегала к нему, вливала обеззараживающее зелье, обтирала мокрым полотенцем, только чтобы протянуть его эти сутки, сколько должно было готовиться зелье. Потом опять бежала в лабораторию и смотрела на стеклянные чашки, в которых настаивались чёрная гниль и аспергий, на пана Сокола, который напитывал их природной магией, чтобы ускорить рост, потом опять бежала к Радко. Её уговаривали поспать, но Стана, хоть голова уже не соображала после бессонной ночи, понимала, что уснуть не сможет. Главный алхимик пытался уговорить её выпить хотя бы укрепляющее, но она отбивалась, боясь, что под видом укрепляющего ей подсунут снотворное. И снова бежала к Радко, потом опять в лабораторию…
Зелье было готово утром следующего дня. Стана хотела сама напоить им Радко, но главный алхимик не дал, сказав, что боится, что она разольёт. Стана, не спавшая уже двое суток, смотрела, как лекарь поддерживает Радко голову, а главный алхимик вливает тонкой струйкой – чтобы и не пролить, и чтобы он не подавился. А потом сидеть около него – и ждать, ждать, ждать…
Сразу никаких изменений не было. И через два часа не было. Стана, замученная отчаянием и двумя сутками без сна, начала было впадать в безнадёжное оцепенение, как обратила внимание, что Радко дышит уже не так часто и поверхностно, и лоб на ощупь уже не такой горячий. Пришли целитель и главный алхимик, влили в него вторую порцию зелья. К полудню жар стал ещё меньше, и Радко пришёл в себя.
– Тараканов чувствуешь? – сипло спросила его Стана.
Он, измученный горячкой, попытался прислушаться к себе.
– Да… Но их… меньше…
Главный алхимик поднял Стану на ноги:
– Всё, Станичка, иди спать.
– Вы других напоите, – с трудом произнесла она. – И напишите, чтобы в других городах знали, как готовить…
– Уже, Станичка, – он обнял её за плечи и повёл в её комнатушку. – Уже…
========== Эпилог ==========
Зелье оказалось эффективным, умирать стало только два человек из десяти. Однако у него оказались побочные эффекты – Радко и остальные выздоравливающие мучились резями в животе всё то время, пока пили зелье. Алхимики посидели над рецептом, вычислили ингредиент, вызывавший боль в животе, и нейтрализовали его. Животы болеть перестали, однако смертность подскочила до четырёх человек из десяти. Алхимики вернули первоначальную рецептуру, снова подумали и нейтрализовали по-другому. Смертность вернулась на прежнюю, однако болеть начали головы. Алхимики из Милешова – одного из тех городов, куда с почтовыми воронами отослали рецепт сразу же, как стало ясно, что он действует – предложили свой вариант усовершенствования. При той же смертности у них ломило всё тело.
Стана ещё никогда не видела, чтобы люди с такой радостью мучились от боли в животе, голове или вообще везде…
– А ведь в рецепте Флориана всё прозрачно, – заметил как-то главный алхимик, когда через месяц больные чумой наконец-то пошли на убыль, и у них появилось свободное время. – Он определённо был гением, чтобы так замаскировать очевидное у всех на виду. Здесь пять рецептов следуют один за другим. В каждом есть плесень, к ней идёт питательная среда, усилители, очистители, нейтрализоторы ядов…
– Все, кто пытался его расшифровать, – кивнула Стана, – начинали не с того конца. Все считали, что главное действующее вещество здесь – яды или противоядия, и поэтому операции с ними занимали много времени. А если за главную взять плесень и работать от неё, сроки приготовления сокращались…
– До суток-двое, – подтвердил главный алхимик. – А все, кто дружит с логикой, сразу вычёркивали длительные операции.
– А кто не дружит, – хихикнула Ржегуше, – сидели в лабораториях и смешивали всё подряд.
Стана вспомнила толпы больных, всего месяц назад умирающих десятками в день. Если бы она не поехала сюда, если бы не увидела эти бесконечные трупы, если бы не услышала бред некоторых больных про червяков или тараканов в себе, если бы не заболел Радко и не начал говорить в бреду то же самое, если бы она не вспомнила, что он слабый ментальный маг…
Очень много «если бы».
Однако если бы их не было, она, сидя в чистой и удобной лаборатории, никогда бы не додумалась, каким должно быть зелье от чумы.
В университет они возвращались героями, и только Александр ходил бледный и подавленный. Он честно признался Стане, что работал над рецептом противочумного зелья год, и всё для того, чтобы кто-то другой один раз взял в руки рецепт и без всякого усилия придумал то, над чем он мучился год.
Стана посмотрела на него. Она могла бы сказать, что его «без всякого усилия» – это несколько недель работы на износ, это мечущиеся в горячке и бреду люди, это трупы на улицах и в погребальных ямах. Это отец, умерший двадцать пять лет назад от чумы, это мать, оставшаяся одна с ребёнком под сердцем, это отчим, схоронивший всю семью.
Это умирающий Радко…
Она могла бы это сказать. Только человек, не слышавший в детстве рассказов об ужасах мора, не видевший сотни обречённых людей, не наблюдавший, как один за одним выносят трупы – он не поймёт этого. Для него это страшная сказка на ночь, а не жизнь.
– Скажите, ваше благородие, – помолчав, спросила она, – что… заставляло вас пытаться придумать зелье от чумы?
– Ты же знаешь, – с укоризной напомнил Александр. – Мне нужен наследный титул виконта.
– То есть, – кивнула Стана, – тебе помогал титул виконта. А мне – все те люди, которые умирали от чумы, и которым мы почти ничем не могли помочь. Их были сотни, этих людей. А у тебя титул виконта был один. У меня помощников было больше.
***
Солнце парило, болото дышало миазмами, в сапогах давно хлюпала вода, а впереди из-за кочки радостно скалились два гуля.
– Знаешь, – призналась Стана, когда Радко привычным движением вытянул меч из ножен, – когда был мор, больше всего я мечтала оказаться с тобой на болоте, с мокрыми сапогами и с гулями.
Он взглянул на жену и усмехнулся:
– Ты не поверишь. Я мечтал о том же.
Гули радостно пошлёпали к ним. Стана отбросила сумку с корнями аира на сухую кочку и тоже достала меч:
– Мы с тобой счастливые люди – наша мечта сбылась.