Вдруг все это исчезло. Мозг стал жадным и восприимчивым.
Борис хорошо знал третий сектор. Но теперь, когда перед ним не было ни одного ориентира, он не представлял себе, где находится сейчас. Он огляделся по сторонам. Метрах в трех от него работали люди: две красные фигурки, одна желтая и одна голубая — двое пожарников, дозиметрист и эксперт-химик. Борис пошел к ним.
Пожарники стояли возле большой дымящейся лужи и о чем-то беседовали. Борис подумал, что нужно торопиться, а то протекающие в азотнокислых лужах реакции могут здорово исказить картину и помешать экспертизе.
Дозиметрист сидел на корточках среди низенького частокола воткнутых в землю блестящих стержней, соединенных разноцветными лакированными проводками. Рядом с ним стоял открытый ящик прибора со множеством всевозможных гальванометров. Дозиметрист записывал в журнал показания стрелок. «Если азотная кислота не испортит дела, — подумал Борис, — то у нас будет точная картина электронных потенциалов верхних слоев почвы. Это хорошо!»
Эксперт пневматическим миниатюрным монитором вздымал облачка пыли и брал пробы для спектральных анализов.
— У вас есть план сектора? — спросил Борис у пожарных.
— Конечно, — ответил один из них, маленький и щупленький, в котором Борис узнал Колю.
Он видел его совсем недавно, на дороге, возле затора. Но Борису опять показалось, что это было в глубокой древности или во сне. Рассвет серым холодным мечом отсек прошлое от настоящего.
— Вот, смотрите. — Коля протянул планшет.
Борис взял планшет с планом и, подсоединив к скрытой в нем батарейке стилос, стал водить им по территории третьего сектора. На плане она была чуть поменьше ладони. Загорелась крохотная лампочка — люди находились в северо-западной части сектора. Как раз возле башни донорно-акцепторных процессов. А может быть, и в самой башне. Ведь теперь она существовала только на плане.
Борис постарался припомнить, какое здесь было оборудование. И тут же перед его глазами встали огромные платиновые пластины.
«Платина! Ну конечно же, платина! Она не могла окислиться и превратиться в порошок».
Борис подскочил к эксперту и, захлебываясь, начал объяснять ему свою мысль.
— Хорошо, — сказал эксперт и, выключив монитор, пошел с Борисом.
Борис поставил стилос на план, в самый центр башни, и осторожно пошел по кругу, постепенно суживая его. Вспыхнул свет.
— Здесь! — сказал эксперт и включил монитор.
Но что могла поделать тонкая, как спица, струя воздуха с рыжими холмами железа, покрытыми зелено-синими пятнами окислов хрома и кобальта?! Мелкий порошок глинозема и кремнезема вился в воздухе. Снежным вихрем крутилась жженая магнезия, но горы не убывали.
— Да-а, слабовато! — сказал эксперт.
— Можете выключить, — ответил Борис и крикнул пожарникам: — Коля! Вызовите сюда аэропушку.
Коля наклонил голову и что-то пробормотал в пуговицу микрофона. Вероятно, ему долго не отвечали. Борис, не отрываясь, смотрел на поблескивающую под прозрачным шлемом никелированную пуговку наушника, точно надеялся увидеть, когда Коле наконец ответят. Прошло минуты три. Коля ждал, не поднимая глаз. Борис молча сгорал от нетерпения. Ему хотелось немедленно разворошить эту проклятую окисленную кучу. Он даже представил себе, как блеснет благородный серебристо-серый металл, очищенный от белой муки магнезии и ядовито-зеленых оспин окиси меди.
Коля поднял голову и сказал:
— Сейчас прибудет!
Через несколько минут в небе послышался стрекот вертолета. Это летела пушка.
Эксперт осторожно взобрался на холм окисленной пыли и поднял руку. Вертолет остановился прямо над ним и начал постепенно снижаться. До земли оставалось метров десять—двенадцать, когда стрекочущее насекомое неподвижно замерло в воздухе. В первых лучах восходящего солнца вращающиеся винты засверкали, как зеркальные тарелки. Пыль зашевелилась и тысячами крохотных смерчей начала подниматься вверх.
Когда люди отошли подальше, летчик включил пушку. Рыжеватая мгла заволокла мир. Стрекотал невидимый вертолет, выла пневматика. Нежная пыльца оседала на сверкающий пластик костюмов. Шлемы пожарников стали похожими на сливы.
Вскоре вой сорвался на высокий визг, потом перешел в свист и оборвался. Стрекот становился все слабее и слабее, пока наконец не затих совсем. Рыжая мгла по-прежнему висела в воздухе. Разглядеть что-нибудь в такой пыли было невозможно. Но Борис все же не утерпел и, одолжив у Коли его шлем, направился к расчищенному от пыли месту. Он опустил на лицо прозрачное забрало с дыхательными фильтрами и включил приборы инфракрасного видения. Перед ним темнела круглая лагуна чистой земли, окруженная атоллом пыли. Платиновых пластин нигде не было. Борис достал записную книжку и вырвал из нее несколько листочков.
Взяв в разных местах пробы пыли, он завернул их в бумажки, наподобие порошков от кашля. Он сам хотел подвергнуть их спектральному анализу. Он не верил, что платина могла исчезнуть.
Борис еще бродил по территории комбината, когда Володя Корешов вернулся к себе в кабинет. Так ничего и не выяснив, раздираемый тысячью возможных предположений, он бессильно опустился на стул и уперся кулаком в подбородок. Ему было не по себе. Он мечтал хоть на секунду забыться, не думать о загадочной катастрофе. Но какое-то странное беспокойство не оставляло его. Отсутствующий взгляд его блуждал по хорошо знакомым предметам, которые он видел каждый день. Может быть, именно поэтому он и не замечал их. Зато светло-голубое пятно на ковре невольно привлекло внимание Володи. Думая свои невеселые думы, он еще долго смотрел на это пятно, не понимая, что именно оно собой представляет. Потом почти механически нагнулся и протянул к пятну руку. Так в его руках оказалось письмо Глаши. Через минуту он целиком ушел в чтение. Особенно заинтересовали его присланные Глашей газеты. Именно тогда Володя почувствовал тот самый нервный укол, о котором столько впоследствии рассказывал.
Вот что он узнал из американских антарктических газет, читая в основном между строк.
Воспоминания приходили к Соакру, когда он просыпался. На границе между сном и явью в его мозгу неожиданно возникали давно забытые образы прошлого.
Сегодня ему привиделось, что он спускается к реке по лесной тропинке, засыпанной осенней сырой листвой. Остро пахнет гнилью, ветер срывает с веток последнюю листву, ослепительно, до боли в глазах, сверкает поверхность реки. Небо чистое, прозрачное, и в нем яркое холодное солнце. Потом он сразу увидел себя в клетке. Он грызет, гнет лапами металлические прутья и бессильно рычит на странные, непередаваемо уродливые фигуры людей.
Соакр хорошо запомнил неприятный привкус металла. Люди в его памяти навсегда соединились с металлом и болью. Только не хозяин. Хозяин не похож на других.
С этим ощущением Соакр проснулся. В клетке никого не было.
Заворчав, Соакр сел на своем ложе. Он с неудовольствием лизнул лапу: в последнее время его плотная мягкая шерсть стала жесткой, как проволока. Удивительно изменилось тело. Соакр чувствовал, что он сильно отяжелел, его мышцы налились таинственной могучей силой.
Похожий на многотонный пресс, он тем не менее передвигался легко и бесшумно.
Хозяина очень долго не было, и Соакр захотел есть. Его тело требовало специальной пищи. Соакр коротко рявкнул, но никто не пришел. Тогда он прошелся вдоль гладких стен, ощупал и лизнул их шершавым, как напильник, языком. Его внимание привлекло бледное пятно на стене. Он ощущал легкие воздушные струйки разнообразных запахов, идущих отсюда. Соакр рванулся и вдруг попал в поток запахов.
Запахи, самые неожиданные и удивительные, обрушились на него, точно струи, которым предстоит переплестись в тугую косу стремительно бегущей реки.