Настала торжественная минута, и Чувахину, как старшему из мужчин, было доверено открыть шампанское.
Чтобы показать, какая это трудная работа открывать шампанское, Борька зажмурился. Глухо стрельнула пробка, и шипящее вино полилось в фужеры. Октябрина с улыбкой подставляла их поочередно, а сияющий Борька наливал.
Сразу же, как только был провозглашен тост за здоровье Володи и выпито шампанское, женщины оставили ребят и ушли на кухню.
Хитро подмигивая Володе, Чувахин достал "резерв".
Налил две полные рюмки. Но именинник не притронулся к водке.
- Не могу. Я никогда ее не пил.
- Тоже мне мужик! Но пил, так надо учиться пить. А натурщица не плоха, правда? - прищелкнул языком Чувахин.
- Какая еще натурщица? - не понял Володя.
- Ну, эта, Октябрина. Я ее знаю, она напротив нас в сером доме живет, а работает натурщицей, - продолжал Борька, берясь за тонкую ножку рюмки и оглашая компату заливистым смехом. - И знаешь, в чем смысл ее работы?
- Не знаю и знать не хочу.
- А чего краснеешь?
Такое заявление совсем расстроило Володю. Он машинально потянулся к рюмке, молча чокнулся с Борькой и выпил все до дна одним махом. У него захватило дыхание, будто кто-то невидимый сжал клещами горло и но давал возможности втягивать воздух в легкие.
Закатив глаза под лоб, он ошалело смотрел перед собой, пе соображая, что с ним произошло и что следует делать в подобных случаях. А Борька Чувахин ударил его своей тяжелой ладонью по спине и сунул под нос хлебную корку.
- В себя, в себя тяни, - поучал он, озорно улыбаясь.
А когда Володя со слезами на глазах принялся часто дышать, подал ему стакан с лимонадом.
- Ну, вот и проходит. Потом совсем хорошо станет.
А ты прикидывался травоядным: "не могу", "не хочу", - передразнил Чувахин.
В тот же вечер, поддавшись уговорам Борьки, Володя выпил еще полрюмки водки.
Вспыхнувшая недавно тревога за мать улеглась, и он подумал о ней, как о самом дорогом и близком ему человеке на свете, а эта натурщица Октябрина была просто красивой женщиной. Мало ли что она раздевается в мастерских... Это искусство... Вскоре он почувствовал, что засыпает.
Причина охлаждения родителей друг к другу Володе была неизвестна. Поэтому после своего дня рождения он стал ревниво относиться к каждому, как ему казалось, подозрительному поступку матери. Зоя Ильинична часто уходила из дома по вечерам, ссылаясь на неотложные дела. То ей нужно было идти к портнихе, то ехать на вокзал провожать в отпуск знакомых, а в большинстве случаев она вообще не считала нужным сообщать сыну, куда и зачем уходит.
Это было в порядке вещей, и упрекать ее он был не вправе.
Почему-то теперь он начал подозревать, что мать всегда скрывала от него действительную цель своих вечерних отлучек из дома.
Оц сделал также неожиданное открытие: мать совсем перестала контролировать его поступки. За последние полгода она ни разу не поинтересовалась его учебой в школе, не спрашивала, как и с кем он проводит свободное время, какими мыслями живет.
Даже когда Володя в день рождения впервые за свою жизнь выпил полторы рюмки водки и опьянел, она этого не заметила...
4
Борька Чувахин, с которым Володя особенно сблизился после своего дня рождения, познакомил его с одним интересным парнем, Генкой Баклушиным. Генка был заядлым любителем птиц. Жил он по соседству с Борькой. Во дворе его дома, над дровяным сараем, калапчой возвышалась дощатая голубятня. Отделенная перегородкой от вольера для голубей, каморка являлась своего рода штабом Генки. Здесь он встречал покупателей и выносил им напоказ голубей. Нередко он и сам покупал птиц у неизвестных ребят. Володя стал часто заходить сюда, составляя компанию Борьке. Вместе они кормили птиц.
Изредка, после удачной продажи голубей, Баклушин приглашал ребят в каморку и говорил:
- Ну, мальчики, за сизокрылых!
В первое время Володя наотрез отказывался от угощения. После того вечера, когда Чувахин заставил его выпить, он не переносил даже запаха спиртного.
Однажды Баклушин принес бутылку красного вина.
С умыслом или по неосторожности, он сорвал этикетку и сказал ребятам, что это импортный морс. Володя выпил маленький стаканчик. Горьковато, но ничего. Он уступил просьбе товарищей и выпил второй. И опять, как в день рождения, перед глазами поплыли окружающие предметы. Он не мог сидеть и повалился в каморке на старый топчан. Дощатый потолок начал переливаться радужными цветами. Глаза закрылись, но он отчетливо слышал, о чем говорят ребята. Баклушин с Борькой допивали вино. Видимо, рассчитывая, что Синелопов уснул, Генка спросил у Бориса о родителях Володи.
- У него отец офицер, подполковник, - сообщил Чувахин, - служит где-то на Дальнем Востоке. А мать работает экономистом на заводе, недалеко от бань...
- Слушай, я же работал там в прошлом году, - прорвал Баклушин. - Его мать не Зоей Ильиничной зовут?
- Да. Она такая красивая.
- Теперь знаю, - утвердительно ответил Генка. - Она с нашим инженером, Анатолием Григорьевичем, романчик крутила. Он с женой из-за нее разошелся.
И этот подполковник был на заводе в прошлом году.
Пронюхал об их связи, ходил в партком. Сейчас инженера уволили, спился окончательно. Вот они, какие дела...
Володя не поверил своим ушам. У него вспыхпуло желание вскочить с топчана, дать оплеуху наглому Баклушину, закричать: "Неправда! Моя мать хорошая! Вы клевещете!" Но руки и ноги отказались подчиниться.
И тут он вспомнил, как к ним на квартиру действительно заходил мужчина с завода, где работала мать. У него была толстая папка с медной пластинкой и дарственной надписью на ней, дорогой плащ, модная шляпа. В общем, "туз" или "делец", называй как хочешь. Мужчина похозяйски, как у себя дома, вешал шляпу и плащ и, явно стесняясь Володи, говорил, довольно потирая руки:
"Ну-с, Зоя Ильинична, я все-таки нашел нашу с вами ошибку. Сейчас я вам докажу". - "Я так и предполагала, Анатолий Григорьевич, что вы с этими расчетами меня и дома найдете. Володя, иди погуляй, мы с инженером заниматься будем", - говорила мать и широко открывала дверь в свою комнату, приглашая гостя.
Ничего не подозревавший Володя уходил. Правда, один раз после возвращения с прогулки он нашел на кухне пустую бутылку из-под муската. Но не придал тогда этому значения. Теперь, припоминая все подробности, мальчик стал все больше убеждаться в достоверности сказанного Баклушиным. Не прав был Генка лишь в одном - очень нагло и цинично отзывался о его матери. А мать все же хорошая, он верил в нее...
Володе казалось, что он нашел разгадку странного поведения родителей. Значит, виной всему был тот толстый красноносый инженер. Но теперь он не посещает квартиру и, как видно... Постой, постой, зато в последнее время к ним частенько наведывается смуглый мужчина с тонкими усиками. Художник. Его к ним привела Октябрипа. Он пишет портрет матери. Безобидное запятие. Но, может быть, и здесь кроется какая-нибудь хитрость? Уж болыю долго он рисует ее портрет.
Что же делать? Неужели их семья распалась, а родители до поры до времени пытаются скрыть это от него?