Но она не даёт сказать — такой у Соньки характер.
— Я пойду в школу, а тебя не примут, Валентин!
— Почему это? — Он обижается всерьёз. Почему-то в эти минуты не удаётся ему догадаться, что она болтает нарочно, дразнит его.
— Нос не дорос, — вредничает Сонька и раскачивает, и раскручивает свою ногу.
Бить девочек мама ни за что не разрешает.
— Не, тебя не примут, это же ясно! Хи-хи-хи.
Валентин глянул незаметно в сторону мамы. Нет, он не надеялся на мамину поддержку, он просто так поглядел. Мама отложила книгу и смотрела вверх — не то на облако, не то на верхушки берёз, которые как раз начинали покрываться мелкими новенькими листочками. Мама считает, что её сыновья должны справляться с мелкими жизненными конфликтами сами. Валентин, правда, с этим не согласен: не пускаете гулять одного, тогда хоть заступайтесь, что ли. Но нет — никто заступаться не собирался.
Мамы и бабушки, заинтересованно вытянув вперёд шеи, обсуждали, как варить суп из шпината.
— Я добавляю щавель, чтобы был кисленький. И кладу зелёный лук.
— А мой зять вообще не ест зелень — только мясо. Дикарь.
Молоденькая мама Гульки говорит:
— Из шпината хорошо делать маску на лицо. Очень освежает и питает кожу. Я делала — исключительно действует.
— Вам-то зачем маску? — возмутилась Сонина бабушка и выставила на скамейку ногу в красной кроссовке. — Двадцать лет, и маски какие-то.
— Самое время, — не согласилась Гулькина мама, но продолжать беседу не смогла: заплакала в коляске Гулька.
Сонька доводила Валентина и одновременно прислушивалась к разговору взрослых.
Валентин клокотал от ярости.
— Сейчас ты получишь, Сонька-ехидина! Узнаешь тогда!
— Ольга Алексеевна! — специальным гнусавым голосом затянула Сонька. — Ваш Валентин обзывается и грозится!
Но мама — молодчина. Она продолжает любоваться облаками. Может быть, она собиралась потом нарисовать эти облака, этот двор с качелями и каруселями? Этих детей? Илюшу-помидорчика в красном комбинезоне, краснощёкую Гульку в синей коляске? Или, например, Соньку с зелёным помпоном, болтающимся вокруг головы? Яркая получилась бы картинка.
А пока мама поглядывает на небо, иногда вставляет фразу про шпинат, про щавель или про салат. Она участвует в общем разговоре и не хочет вникать в мелкие споры, возникающие между её старшим сыном Валентином и его знакомой девочкой Соней. Когда Сонька специальным ябедным голосом взывала к Ольге Алексеевне, она её как будто не слышала.
А пока Сонька ждала, что ответит на её жалобу Валина мама, Валентин успел всё-таки сказать:
— Мне скоро шесть! Меня тоже запишут в школу. У меня тоже есть азбука! И ещё есть ранец!
Он спешил всё это выложить. И всё равно чувствовал, что не победил. Сонька смотрела насмешливо, а он оправдывался перед ней, как будто в школу принимает Сонька, а не директор.
— Ха! — Она высоко вздёрнула свой короткий нос. Ровненькая чёлочка нависает над коричневыми глазами. Тощие ноги раскручиваются и закручиваются. — Ты и читать-то не умеешь! И считать не умеешь! А я умею без остановки досчитать до шестнадцати!
— Да ты что? Я могу хоть до миллиона!
— Прямо! До миллиона! А я все буквы знаю! До одной!
— И я все знаю! По-печатному все, а по-письменному не все!
— Врёшь! До миллиона даже мой папа не умеет! Он сказал — некогда до миллиона!
— А мой умеет! У них на Северном флоте все умеют считать до сколько угодно! А твой папа сухопутная… — Валентин хотел сказать «крыса», но тут мама перестала разглядывать облако и позвала:
— Валентин! Не шуми, пожалуйста, приди в себя.
Это означало — перестань хвалиться, перестань ссориться, ну и тому подобные приказы в форме культурной просьбы.
И тут Сонька говорит:
— А если ты такой умный, пойди вот сюда, к столбу. И прочитай вот это объявление. Ага, не можешь? Ну и молчи.
Сонька полетела к фонарному столбу, Валентин бежал за ней и сам не знал, чего он слушается эту Соньку.
На столбе было приклеено объявление. Оно было написано довольно крупно, но по-письменному. Весенний ветер трепал бумажную бахрому, и на каждой бахромке был номер телефона.
— Читай! Ну, читай, если ты такой грамотный!
— «Потерялась собака, — медленно стал читать Валентин, — помесь лайки и болонки. — Он читал с трудом этот взрослый почерк, а Соня слушала. И опять получалось, что она лучше его — слушает, улыбается, голову набок склонила, насмешливо ждёт, что там, в этом объявлении, которое ей, Соньке, ни к чему, а он, этот дурень Валентин, старается, читает. — Помесь, значит, лайки с болонкой. Ноги короткие, уши торчком, на шее ошейник. Шерсть на спине зелёная. — Валентин остановился, поморгал и прочитал снова: — Шерсть зелёная». Честное слово, Сонька, тут так написано! Вот смотри, шерсть зелёная.