— Меня — никогда. — Сонька гордо задрала нос. — Но ведь разные бывают люди. Бывают тихонькие.
Сонька весело глядела на учительницу, огромный бант подрагивал над ровной чёлочкой.
— Да, разные, совершенно разные люди, — отозвалась учительница. — И всем должно быть в школе хорошо.
Сонька подпрыгивала рядом с учительницей, а Валентину Сонька успела показать язык из-за спины Ларисы Александровны. Язык у Соньки был ехидный, длинный, розовый. Что мог сделать Валентин? Только отвернуться — он и отвернулся. Эх, не записали Соньку в другую школу — обязательно в эту. Но он не собирался расстраиваться в свой первый школьный день.
Тут они подошли к своему домику. Учительница сказала:
— Видите, какой отдельный домик? Он нам нужен потому, что у шестилетних детей свой распорядок. Уроки у нас короче, переменки длиннее.
— А почему?
— Мы хотим, как все, — зарёванный Кирилл опять надул губы.
Учительница положила руку ему на голову и сказала всем:
— Вы ещё пока люди немного шумные, правда?
— Да!
— Немного!
— Чуть-чуть!
Учительница, как дирижёр, остановила их, подняв руку. И продолжала:
— Любите бегать. Любите прыгать.
— Да, да!
— И беситься!
— И наскакивать!
Учительница засмеялась:
— Вы можете всю школу перебудоражить. Расшумитесь не вовремя и даже старших ребят на перемене затолкаете. Вот чего я больше всего боюсь.
И тут она отперла дверь и впустила их в отдельный школьный дом.
Валентину там сразу понравилось. Было очень светло, солнечные зайцы прыгали по стенам, по столам и по стёклам шкафов. А в шкафах лежали цветные кубики, куклы, медведи. На подоконнике сидел Буратино, опустив к своим красным башмакам длинный острый нос.
Но игрушки игрушками, а всё-таки это не было похоже на детский сад. Это была самая настоящая школа. И доска во всю стену, и столы рядами. И главное — учительница, Лариса Александровна.
Она стала усаживать их за столы. Тех, кто ростом поменьше, — вперёд, чтобы высокие ребята не загораживали им доску.
— А ты, Валентин, садись вместе с Соней вот сюда, у окна.
Эх, сказать бы учительнице, что не хочет он сидеть с Сонькой. Ну ни за что не хочет. Лучше с кем угодно. Даже один он согласен, только не с этой врединой, жадиной, ябедой. Но он постеснялся это сказать: неудобно как-то свой первый урок начинать с каприза. И Валентин понуро поплёлся к столу, который указала учительница. Не повезло — что поделаешь. И тут вдруг совершенно неожиданно происходит чудо. Учительница говорит:
— Или нет. Мы сделаем иначе. Соня сядет под картинкой с ёжиками. Видишь, Соня, какие хорошенькие ежата? А ты, Валентин, сюда, и с тобой — Кирилл.
Нет, это же надо! Какой же он невезучий? Наоборот, везучий человек Валентин! Очень удачливый парень.
Так и оказались они рядом — Валентин у окошка, а с ним Кирилл. Он уже не был зарёванным, а обыкновенный симпатичный парень хитровато смотрел на Валентина, лицо у Кирилла треугольное, подбородок острый, а брови белые и ресницы белые.
— А я с ним и сама не хочу, — сказала Сонька, — этот Валентин живёт в нашем доме, я знаю его с детства.
Сонька презрительно сморщила нос и пошла на своё место под ёжиками. С ней рядом оказалась девочка Анюта, которую Валентин про себя назвал Анютины глазки. У неё были широко раскрытые глаза, немного похожие на цветы, не то голубые, не то сиреневые.
Когда все уселись, Лариса Александровна встала у своего учительского стола, оглядела их:
— Вот сидит передо мной класс — самый дружный, самый добрый, самый весёлый. И все друг к дружке хорошо относятся. Правда, Соня? И никто никого не обижает, а все друг другу помогают всегда. Верно?
И все сказали:
— Да-а.
Хотя тогда, в свой первый день, не все до конца понимали, что такое дружный класс. Это не такое простое дело. И чтобы понять, что это значит — дружный класс, надо, наверное, прожить на свете не шесть лет, а гораздо больше.
Постепенно выяснились всякие неожиданности.
Например, учительница сказала:
— Вот здесь стоит шкаф с ящиками. У каждого будет свой ящик, где вы будете хранить свои тетрадки, ручки, карандаши. Удобно, правда? И можно не носить в школу ранец — пусть он полежит до будущего года. Ведь тяжеловато его носить?
И все согласились, что — да, тяжеловато. И Валентин тоже согласился. Но на следующее утро, когда он собирался в школу, он молча надел ранец на спину.
— Ты же сказал, что не нужен, — остановила мама. — Он ведь теперь пустой.
— Ничего, пустой-то он лёгкий.