Когда на следующее утро я пришел к капитану в отдел, он сидел за столом, мрачно напевая: «Прощай, любимый город, уходим завтра в море…»
— Не уследили мы с тобой за ней, брат, а? — встретил он меня. — Всего не предусмотришь. Скажи-ка мне, сколько ты числишь на своем счету фрицев?
— Троих, — сказал я.
— Если б старушку живьем захватили, ты мог бы записать на свой счет еще батальон! Да не гляди так на меня, я не шучу. Вчерашняя старуха стоит целого батальона. А та птичка, которая улетела, заменит собой, пожалуй, целый полк. Вот, Забегалов, знай: легче разбить немецкий полк на фронте, чем разыскать и уничтожить заброшенного к нам непрошенного гостя. А вреда этот гость может принести больше, чем целый полк, — продолжал он. — Обличье у него совсем, я бы сказал, безобидное, человек как человек, и паспорт у него в порядке, и профессию имеет, и сидит он тихо, как мышь, до поры до времени, вот как вчерашняя кассирша. А время придет, тут он себя и покажет. Вот наша задача: такого гада и прихлопнуть. Понятно?
— Понятно, — сказал я.
Тут вошел младший лейтенант, как видно помощник Петра Сергеича.
— На квартире никаких бумаг, писем нет, все перерыли, — сказал он. — А вот у старушки в кармане… это что-нибудь да значит, я думаю, а? — И он вынул из кармана смятый носовой платок. Но тут он взглянул на меня и осекся.
— Выйди на минутку, Забегалов, — приказал Петр Сергеич.
Я вышел в коридор и стал смотреть в окно. Море утихло, и снег ослепительно сверкал. Мне было очень интересно узнать, что это за платок, который «что-нибудь да значит».
Младший лейтенант вышел из кабинета и сказал:
— Можете зайти к капитану.
Петр Сергеич что-то писал.
— Садись, — сказал он. — Я сейчас.
На столе сбоку лежал смятый носовой платок. Окончив писать, Петр Сергеич открыл ящик и аккуратно положил туда платок. Я заметил, что в ящике лежало еще несколько таких же платков и на всех была вышита маленькая зеленая стрелка.
«Что за зеленая стрела, и откуда так много платков, ведь у старухи нашли только один?» подумал я, но расспрашивать Петра Сергеича не решился.
— Ну, орел, — сказал он весело, — сегодня уезжаешь?
— Так точно, — ответил я.
— В Решму, что ли?
— В Решму, — подтвердил я, удивляясь: какая же отличнейшая память у капитана! Как-то давно, еще на «Серьезном», я рассказал ему, что родом я из Решмы.
— И мать у тебя там есть? Марья Петровна, кажется?
— Марья Петровна, — подтвердил я, удивляясь еще больше.
— Слыхал, она болеет?
— Да. Пишет, что больна.
— И у тебя двое братишек? — продолжал задавать капитан всщросы.
— Двое.
— Петюха-Митюха?
— Петюха-Митюха.
Ну и память же у человека!
— Марки, ты говорил, любят собирать?
— У нас вся улица марками занимается, — гордо ответил я. (Действительно, наша Приречная улица славилась собирателями марок на всю Решму.)
— Ну, ладно. А Решма твоя, кажется, древний город?
— Очень. Наш учитель истории, Иван Иванович, говорил, что Решме тысяча лет.
— Заводы в Решме есть?
— Перед войной химкомбинат отстроили большущий.
— В Решме железнодорожный узел?
— Да. На Москву поезда, на юг, в Сибирь…
— Так, так. Ну, ладно. Сегодня в пятнадцать ноль-ноль на север выходит шхуна «Чайка». Я могу на нее тебя пристроить. Дойдешь на ней до М., а там сядешь на поезд.
— Спасибо.
— Да… Если где увидишь свою знакомую, ту, что тебе дорогу показала, не зевай. И… — он поглядел в окно, барабаня пальцами по столу и что-то обдумывая, — и знаешь, паря, если мы с тобою до твоего приезда где-нибудь столкнемся, в поезде, скажем, или на вокзале, или еще где в другом месте, ты ко мне сразу не кидайся, не признавай. Надо будет, я к тебе сам подойду. А может, и не я, а кто-нибудь из моих к тебе придет. Он спросит у тебя… — обдумывал Петр Сергеич: — «Любите ли вы собирать марки?»
— Обожаю, — подхватил я.
— Вот, вот, — улыбнулся капитан, — так ты ему и ответишь. А он тебя спросит: «Нет ли у вас для обмена швейцарской марки достоинством в пятьдесят сантимов, 1888 года?» Ты скажешь: «Нет, такой нет, но я вам могу показать много других марок на выбор. Пойдемте, посмотрим мой альбом». Запомнишь?
Еще бы я не запомнил! Честное слово, капитан мне хочет дать какое-то поручение! Я обрадовался.
— Ну, а если ни я, ни кто другой тебя не встретит, приедешь в Н., заходи, — охладил мои восторги капитан.
В тот же день ровно в пятнадцать ноль-ноль шхуна «Чайка» снялась со швартов, вышла в открытое море и взяла курс на М.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,