Между тем из Берлина на Монте-Карло стартовал капитан фон Эсмарх. Он шел на 35-сильном «дюркоппе» размером под стать государевым любимцам «белльвиллям», на таком же стальном гиппопотамчике тонны в четыре. Победа была у него в кармане. Капитан шутить не любил. Орднунг ист орднунг[3].
Ответ военного министра Сухомлинова генералы переписывали несколько раз. То одно не нравилось Владимиру Александровичу, то другое. Наконец, окончательный вариант со всеми поправками и замечаниями лег на зеленое сукно между чернильным прибором, над которым распростер крылья серебряный орел, и тяжелым пресс-папье.
«Милостивый государь Владимир Николаевич! Русско-Балтийский завод в Риге недавно был осмотрен мною лично. Поэтому я могу с полной уверенностью просить ваше превосходительство отнестись сочувственно к ходатайству правления Русско-Балтийского завода...»
— Очень тонко! Именно «сочувственно». Да, да... У нас на крепостную артиллерию денег нет. Нет достаточного запаса гимнастерок и шаровар цвета хаки. Будто он не знает. Гусь...
«Переходя к частностям вышеупомянутого ходатайства, я обойду вопрос о таможенных тарифах и возмещении стоимости оборудования автоотдела, так как это ближе касается министров финансов и торговли и промышленности».
— Добровольский, вы молодец! Ловко завернули. У нас полевых телефонов не хватает. У нас в артиллерийском управлении каждый гривенник... Ну да ладно...
«Останавливаясь только на тех пожеланиях, которые имеют отношение к военному ведомству, необходимо отметить следующее: в отношении грузовиков и тракторов нужно признать, что без субсидирования определенного числа их Россия обойтись не может. Соответствующий законопроект должен быть выработан, но такой законопроект может быть представлен на утверждение законодательных учреждений лишь тогда, когда уже возникнет производство этих машин. Между тем Русско-Балтийский завод выпустил только три легких грузовика (в 1,5 тонны), грузовозов и грузовиков (в 3 тонны) завод еще не представлял.
В заключение я не могу не отметить, что заказы ведомств, как бы они велики ни были, не могут обеспечить отечественного автомобильного производства. Фабриканты русских автомобильных заводов должны себе найти сбыт в населении.
Прошу принять уверения в совершенном моем почтении и таковой же преданности».
— Я доволен, — сказал министр и, обмакнув перо, поставил подпись.
Дорога оказалась скользкой, снега почти не было, лед и цепи, надетые на шины фирмы «Проводник», скрежетали по германской брусчатке. В придорожных пивных тихие бюргеры с трубочками в зубах провожали невиданную колесницу изумленным взглядом. Прохожие испуганно вздрагивали. За тысячу с лишним верст цепи здорово поизносились и грохотали неистово. У Гейдельберга их просто пришлось выкинуть. Выкинули, а, выехав за город, попали на сплошной лед. Машина не брала подъем.
Из пастерского дома тихая служанка принесла два совка золы. Насыпали под задние колеса. Данке шен[4]. Но это не меняло положения. Михайлов уперся плечом в задний борт. Нагель пытался стронуться со второй передачи. Из-под колес летели острые ледяные брызги.
— Приехали, — сказал Андрей Платонович и сел на обочину.
— Давай крестьян попросим...
— Ну, на эту гору нас вытащат, а дальше? Теперь по всей трассе лед.
В придорожной харчевне решили отогреться. Зашли, попросили поесть и с горя — вина.
Толстый хозяин, розовый, услужливый и чистый, вынес из кухни две тарелки жареной свинины, слазил в погреб за вином, вежливо присел рядом с приезжими господами выпить глоток. Для беседы. «Третий день нет гостей. Лед, господа. Холодно. Кругом лед».
Вино было густым, душистым. В камине горел хворост, тянуло сухим дымом и хотелось спать.
— Прекрасное вино, хозяин, — сказал Андрей Платонович, не предполагая, что повлечет за собой его похвала. — Тонкий букет.
— Не желаете ли посмотреть мой погреб? Там кое-что есть, кое-что есть для шалунов... А?
Михайлов мрачно отказался, но Нагель, чтоб не обидеть хозяина, махнул рукой. Пошли!